Иду, вижу очередь в магазин за мясом. А в телефонной будке одна женщина звонит и говорит кому-то, что мясо дают. Я подошел к ней и спросил, что ей нужно. Она оказалась учительницей. Спросила, не могу ли я достать мяса для всех учителей школы. Я, конечно, мог. Ну сколько это, сто пятьдесят килограмм мяса? Триста рублей. Что они для меня? А для учителя каждая копейка из его зарплаты дорога.
— Сколько же лет ты получил, Вульфович?
— У меня, видишь ли, только частное мошенничество. Так это максимум могли на суде дать шесть лет. Но я всем задавал один и тот же вопрос: «Предлагал я вам что-нибудь?» И все свидетели ответили, что я им ничего не предлагал. А вот они мне предлагали деньги. Так почему же не брать?
Да, Вульфович был опасным волчищем. Страшно было подумать, что он мог натворить, если бы его тюрьма не держала.
Филиппок проснулся. Его начал душить кашель. Минут десять он кашлял, а потом забарабанил в дверь.
— Чего вам? — спросил дежурный в глазок.
— Подыхаем, — сказал Филиппок. — Переведите в другую камеру. В натуре кончаемся.
— Сейчас поговорю с начальником, — сказал дежурный.
К концу дня нас перевели в другую камеру. Там тоже было холодно, но хоть пол был дощатый. Находилось там четверо бродяг, грязных и синих от холода. На тряпке они подогревали в кружке чифир. Одного из них я знал: это был настоящий гангстер, дружок Варяга. Звали его Гришкой. Он молча шагал по камере, засунув ладони в рукава тюремной куртки. Наконец чифир подогрели, и кружка пошла по кругу. Очередь дошла до молоденького паренька. Он, видимо, недавно пришел этапом, так как я его раньше не видел. Паренек неловко отпил два глотка и передал кружку дальше.
— Э… э… э, — вдруг закряхтел Филиппок. — Я эту падлу знаю. Пацан, ты почему из общей кружки пьешь? Ты ведь пидараст?
Парень испуганно завертел головой. Кто-то сильно ударил его в челюсть. Паренек упал.
— Ишь, падла, с общей кружки пьет, — сказал Филиппок. — Сказал бы сразу, что пидар, так ничего бы не было.
Паренька потащили за нары насиловать.
— Ну не надо! Не надо! — умолял он. Потом он попытался сопротивляться, но ему приставили к горлу заточенный под нож черенок от ложки.
— А давай его в рот, — предложил кто-то.
— Еще откусит, — возразил другой.
— А у меня ложка есть, — сказал Филиппок. — Я ложку пронес. Мы в рот ему ложку засунем, так он ничего не сделает.
Гришка, и без того угрюмый, еще больше помрачнел. Ему все это не нравилось. Наконец он не выдержал.
— Эй, вы, кончайте, — сказал он. — Надоело. Я вообще пидерастов не люблю. И не могу выносить, когда их при мне жарят.