Перед отъездом ханша Туракина пригласила русского князя на ужин. Речь пошла о сыновьях князя. Ее интересовал не только Александр, но и Андрей, а также находившийся в Сарае под залог княжич Ярослав. Ханше очень не понравилось влияние на русских князей Батыя. Она от злости, душившей ее, аж шипела, когда произносила ненавистное ей имя.
— Ярлык, что дал тебе Батый, выбрось и пайцзу тоже!
Прощаясь, она поднесла князю кубок вина. И после того, как он осушил его, сказала:
— Этот кубок твой. Пусть он напоминает о твоем пребывании в Каракоруме и обещаниях, данных тобой. Напоминает тебе, твоим сыновьям и твоим внукам.
Придя в шатер, князь почувствовал себя плохо. Тошнота подступала к горлу. Почистив желудок, он успокоился. «Съел чего-нибудь», — решил князь. Но вечером стало хуже, тело сжигал внутренний огонь, и никаким питьем его было не остудить. Тем не менее князь дал распоряжение трогаться в путь. Ехать верхом не было сил. Князь лежал в кибитке и смотрел в голубое небо.
«Как хорошо прошло посольство, — теплилось в душе от мысли. — И хан благоволит, и ханша… Хотя нет. Не зря она выспрашивала про Бату-хана. Враг он ее… и все, кто рядом с ним, враги. Но я не рядом с ним… А ярлык получил из рук Батыя… Ярлык! Вот что ее так разозлило. Не зря Роман Федорович предостерегал: подлая баба, хитрая и мстительная. Неужто подсыпала чего в вино? Ей станется. Травить меня, зачем? — внутри все похолодело. — Я же пришел с поклоном…»
С каждым днем становилось все хуже. На седьмой день пути князь понял, что времени у него осталось мало. Он приказал остановиться. Позвав писца, князь Ярослав распорядился:
— Пиши слово мое. Потом напишешь с него еще список, чтобы не утратить. Записывай, — и он начал размеренно, четко выговаривая слова: — Благословения чадам, моим шести сыновьям. О, возлюбленные мои сыновья! Плод чрева моего — храбрый и мудрый Александр, быстрый и ловкий Андрей, удалые Константин и Ярослав, милый моему сердцу Даниил и добрый Михаил. Будьте благочестию истинные поборники и величию державы Русской, Богом данной, защитники. Божия же благодать, и милость, и благословение на вас да в земле Суздальской умножится в роды и роды в веках. Я уже к тому времени не увижу вас, ибо сила моя истекает и кончина жизни моей приближается. Вы же не презрите двоих моих дочерей — Евдокию и Ульяну, сестер ваших, им в настоящее время горче желчи и полыни, потерявшим мать и лишившимся отца. Изнемогаю от многих болезней и нужд и душу свою передаю в руки Бога в иноплеменных землях. Месяца сентября в тридцатый день. Лета 1246-го. Аминь.