— От королевы, — тихо проговорил Мордред, и слова его прозвучали утверждением, а не вопросом.
— Да, — подтвердил Габран, хватая ртом воздух.
— Зачем?
— На случай, если женщина знает… догадалась… про тебя.
— При чем тут я?
— Не знаю.
— Ты умираешь, Габран. При чем тут я?
Габран, любимец королевы, игрушка в ее руках, солгал ради королевы в последний раз.
— Я не знаю. Клянусь…
— Тогда умри, — проговорил Мордред и выдернул кинжал.
Мальчика тотчас же отвели к верховному королю.
Артур был поглощен самым что ни на есть мирным занятием — выбирал одного щенка в помете из шести. Мальчик-псарь принес их в покои; тут же беспокойно металась сука, а шестеро белых и пятнистых щенят с тявканьем возились и боролись у ног короля. Мать, не находя себе места от тревоги, то и дело бросалась вперед, подхватывала щенка и возвращала неслуха в корзинку, но не успевала словить следующего, как первый уже выбирался наружу и присоединялся к возне на полу.
Король весело смеялся, но едва стражники ввели Мордреда, лицо владыки омрачилось, словно погасили свет. Артур вздрогнул, но тут же взял себя в руки.
— Что случилось? Арриан?
— Смертоубийство, сир, — бесстрастно отозвался стражник. — Один из оркнейцев заколот кинжалом. Виновник — этот отрок. Я не понял, в чем дело. Там, за дверью, очевидцы. Впустить их, сир?
— Может быть, позже. Сперва я поговорю с мальчиком. При необходимости я пошлю за ними. А пока пусть идут.
Стражник отсалютовал и вышел. Псарь принялся собирать щенков. Один из них, белый, вывернулся из-под руки и, пища, точно разозленная мышь, метнулся под ноги королю, ухватил зубами конец шнура и, рыча, яростно затеребил его. Щенка оттащили, Артур проводил его взглядом.
— Да, этот. Снова назвать Кабалем. Благодарствую.
Паренек с корзинкой умчался прочь, собака — по пятам.
Мордред застыл в дверях. Слышно было, как снаружи стражники снова садятся на коней. Король встал со скамьи у огня, пересек комнату, подошел к массивному столу, заваленному бумагами и дощечками для письма. Уселся за стол и жестом указал прямо перед собой. Мордред шагнул вперед и прирос к месту. Ему потребовалось все самообладание, чтобы сдержать нервную дрожь: сказывались и потрясение первого убийства, и леденящее воспоминание об обугленной хижине, и ощущение той, обветренной кости в руке, а теперь еще — наводящая ужас встреча лицом к лицу с человеком, которого он привык считать смертельным врагом. В дым развеялась рассудочная убежденность: дескать, верховному королю нет дела до таких, как он. Не сам ли Мордред обеспечил ему превосходное оправдание? В том, что его сей же миг казнят, мальчик не сомневался. Он затеял драку в королевском дворце, и хотя погибший из числа оркнейцев и понес справедливую кару за гнусное убийство, Мордред, несмотря на титул принца Оркнейского, не надеялся избежать наказания. Правда, Гавейн поддержал его, но теперь, наверное, отступится, ведь признание Габрана бросило тень на Моргаузу.