Оказавшись в передней и дождавшись, чтобы закрылась дверь, Гахерис впервые заговорил — глухо и хрипло:
— Мордред. Так было надо. Надо было убить ее. Она была мне матерью, но притом и королевой тоже, и поступать так… навлечь позор на нас всех и весь наш род… Никто не оспорит моего права, даже Гавейн. А когда я прикончу Ламорака… это ведь был Ламорак, верно? Ее… словом, он?
— Я не разглядел, кто это. Он подхватил одежду и ушел.
— И ты не попытался задержать его? Не убил?
— Ради Гекаты, оставь это все на потом, — оборвал его Мордред. — Мне кажется, я слышу шаги. Время ночной службы. Сюда может заглянуть кто угодно.
Это не соответствовало истине, но Гахериса привело-таки в себя. Он встревоженно оглянулся по сторонам, словно проснувшись и осознав, что в опасности.
— Мой меч? — резко потребовал он.
Мордред извлек клинок из-за аналоя и показал брату.
— Получишь, как только мы окажемся по ту сторону стены. Пойдем. Я видел, где ты оставил коня. Быстрее.
Они уже пересекали сад, когда Гахерис заговорил снова, истерзанный мучительным чувством вины.
— Этот человек, Ламорак. Я знаю, это был он, и ты тоже знаешь. Ты назвал его по имени. Не пытайся его выгораживать. Артуров прихвостень, из числа Сотоварищей. Он тоже должен умереть, и я об этом позабочусь. Но она, она… разделять ложе с таким… Знаешь, это ведь наверняка не в первый раз… Прислужниц опоили зельем. Эти двое — любовники… — Гахерис подавился последним словом, но продолжил: — Мать как-то рассказывала мне о нем. О Ламораке. Говорила, что это он убил нашего отца, короля Лота, и что она его ненавидит. Она солгала мне. Мне!
— Разве ты еще не понял, Гахерис? — тихо отозвался Мордред. — Она солгала, чтобы отвести тебе глаза, и солгала дважды. Ламорак не убивал Лота, как можно? Лот умер от ран, полученных в битве при Каледоне, а ведь они сражались на одной стороне. Так что, если только Ламорак не ударил Лота в спину, а он на такое не способен, убийца не он. Тебе это никогда не приходило в голову?
Но Гахериса снедали прежние мысли, грызущие и неотвязные; для иных просто не осталось места.
— Она взяла его в полюбовники, а мне солгала. Мы все остались в дураках, даже Гавейн. Мордред, ведь братья скажут, что я поступил как должно, правда?
— Ты знаешь не хуже меня, сколь вероятно, что Гавейн простит тебе содеянное. Или Гарет. Даже твой брат-близнец может не поддержать тебя. И хотя король вряд ли станет убиваться по твоей матери, ему придется прислушаться, ежели оркнейские принцы потребуют так называемой «справедливости».
— Они призовут к ответу Ламорака!