Сейчас, когда Катрин стояла на каменистой дорожке, ведущей от фонтана к морю, она ощущала боль в сердце, чувствовала невыносимую тяжесть сожаления, опустившуюся на ее плечи. Прошлая ночь была ошибкой. Это не должно было произойти. Она уступила властному желанию провести одну ночь в его объятиях и тем самым своими руками разбила то защитное поле, которое так старательно создавала вокруг себя. И сейчас его невозможно восстановить, ее сердце беззащитно. Если бы она смогла прошлой ночью отказать ему, возможно, сейчас она бы так не страдала.
За свою страсть ей придется дорого заплатить.
Изобразив на лице улыбку, она подчинилась ему, когда, взяв ее за руку, он повел к морю. Оно было серо-голубого цвета и неспокойно, на ярко-голубом небе, на юге собирались облака. Полдюжины пароходов с зерном стояли у пристани, и Катрин разглядела также несколько яхт под белыми парусами в океанской дали.
— Смотри. — Рекс показывал на огромный камень у самой воды. — Голубая цапля!
Вдвоем они следили за тем, как грациозная птица медленно поднималась в воздух и скользила вдаль над морской поверхностью. Высоко в небе кричали чайки, а внизу в прибрежной воде плавало и ныряло множество птиц. Воздух был просоленный и нес запах водорослей, в нем чувствовался и аромат ракитника, который образовывал шпалеры, обрамлявшие дорожку. Весна пришла рано, и на клумбах уже распускались бледно-желтые нарциссы, тюльпаны и колокольчики. Даже наслаждаясь их красотой, Катрин не могла отключиться от тревожных мыслей о своих родителях на восточном побережье; она слышала утреннее сообщение, что над Галифаксом разразилась самая сильная за зиму снежная буря.
— Кейт, — голос Рекса нарушил ее мысли, его голос звучал как ласковое прикосновение, — давай дойдем до пристани, там мы сможем побыть в одиночестве. Помнишь, я говорил тебе ночью, что хотел бы…
— А я, — мысли Катрин вернулись к любимому, идущему рядом с ней, и она прервала его, — я должна рассказать тебе об очень важном. Можно я буду первой?
Взглянув на него, она встретила такой обожающий и восхищенный взгляд, что готова была разрыдаться.
— Когда твои волосы распущены, — он ухватил несколько длинных прядей, подхваченных ветром, и, не обращая внимания на прохожих, поднес их к губам, — ты напоминаешь морскую нимфу. Сверкающую, полную тайны, соблазнительную…
Каждым своим словом он делал ее предстоящую исповедь все более тяжелой, она хотела закричать: остановись! — но не могла. Вместо этого она улыбнулась — слабое подобие улыбки — и попыталась приноровиться к его походке, когда он вел ее к пристани.