Узук гнала лошадь, которая грозила вот-вот сорваться с рыси на галоп; Абадан всё оглядывалась и оглядывалась, хотя аул давно скрылся из вида.
Где-то далеко впереди угадывался заброшенный придорожный мазар. «Если благополучно доедем до маза-ра, значит, всё будет хорошо», — загадала Абадан. Оглянулась и увидела маячащую сквозь пыль фигуру всадника.
— Кажется, старик нас нагоняет, — нарочито бодрым голосом сказала Абадан. — Веселее ехать будет.
Расстояние между ними сокращалось медленно, и не сразу разглядела Абадан за плечами всадника тонкий ствол винтовки. Старик с винтовкой?
— Гони, Узук! — закричала Абадан. — Лупи этого скота изо всех сил! Аманмурад догоняет!.. Хлестай его! Хлестай!..
Конь захрипел и замахал галопом, бухая копытами задних ног о передок фаэтона. Фаэтон трясло и мотало из стороны в сторону, каждую секунду грозя опрокинуть. Абадан перехватила у подруги вожжи, умело перевела лошадь на быструю ипподромную рысь. Сзади сухо и совсем нестрашно ударил выстрел, пуля тоненько цвикнула над головой. Молодуха охнула, сползла с сиденья, прижимаясь к ногам Абадан. Догоняющий всадник кричал что-то невнятное и злое.
Возле мазара Узук резко натянула вожжи, спрыгнула на землю.
— Гони, милая Абадан! — жаркой спазмой выдохнула она, предупреждая возражения подруги, — Гони! Иначе мы все пропали! — И побежала к мазару.
Абадан заплакала в голос, что было мочи стегнула по лошади, та рванула с места в карьер.
Приземистый купол мазара, приспосабливаемого, очевидно, в своё время под жильё, зиял проёмами и был весьма условной защитой. Но всё же это была защита, и рычащий Аманмурад с проклятием метнулся в сторону, когда темнота мазара осветилась вспышками револьверных выстрелов и одна из пуль сдёрнула с головы папаху. Ои бегал от проёма к проёму, совал туда нагревшийся ствол маузера, ругался, а когда палец уставал нажимать на спусковой крючок, присаживался — от случайной пули — к подножию мазара и, захлёбываясь от злобного сладострастия, расписывал Узук, что её ожидает, когда она попадёт ему в руки. Здесь было всё самое страшное и стыдное, что только мог придумать его ум, распалённый близостью мести, давно вынашиваемой и ставшей почти манией.
Узук молчала. До её сознания дикие угрозы Аманмурада почти не доходили. Её взгляд напряжённо перескакивал с одного проёма на другой, а едва лишь там мелькала тень, Узук стреляла. Когда кончились патроны в нагане, она взялась за браунинг и стала считать каждый выстрел — как само собой разумеющееся последнюю пулю она решила оставить для себя. Она помертвела и облилась холодным потом, услышав тупой щелчок бойка, по это была лишь осечка, и Узук, чтобы успокоить себя, выстрелила ещё раз просто так. И замерла, распластавшись у стены. В магазине браунинга оставалось всего два патрона.