— Что-то нам с тобой война не много дохода принесла!
— Не все такие, как мы, Берды.
— О чём и речь. Одни идёт — землю пашет, а другой следом червячков подбирает для рыбной ловли.
— Не суди ты его слишком строго. Если бы он, как Сухан Скупой, всё под себя грёб, а то ведь деньги ему так, для бахвальства — глядите, мол, все, и Торлы человеком стал, не жалеет денег на угощение.
— Куда какая приятная характеристика! Особенно если слышишь её от начальника добровольной милиции.
— Видеть всё в чёрном свете тоже невелика заслуга.
— Рядить всех в парчовый халат — лучше?
— Я не ряжу. Сказал уже, что не покрываю недостатков Торлы. Ну, если хочешь, есть у него ещё такая особенность, умение, что ли, завоёвывать доверие нужного ему человека, даже если при других обстоятельствах он с этим человеком всю жизнь не здоровался бы.
— Может, поэтому он и твоё доверие так легко завоевал?
— Какая ему корысть в моём доверии?
— Всем людям, ходящим по тёмным углам, важно доверие начальника милиции.
— Там, где нарушается закон, моё доверие никому радости не принесёт. Я пока не вижу, что Торлы ходит по тёмным углам. Но если узнаю, что он криво ступает перед законом, не пощажу не только Торлы, но и родного брата, который сосал молоко из той же груди, что и я!
— На чарджуйской дороге у него была не кривая поступь? Если я подниму это дело перед законом, ты подпишешься как свидетель обвинения?
— Не задумаюсь.
— И Меле с Аллаком подпишутся?
— Почему бы им отказываться от подписи?
— Да хотя бы потому, что Мая их родственница: одному — сестра, другому — племянница, а Торлы ей на свои деньги пышную свадьбу справляет. Должно ведь у людей быть хоть какое-то чувство благодарности.
— Язвишь? — сердито сказал Дурды. — Ты уж прямо говори, что Торлы купил нас всех на свои деньги!
— Извини, братишка! — одёрнул себя Берды, поминая всю неуместность затеянного разговора. — Нехорошо в день твоей свадьбы говорить о таких вещах, да сказал я потому, что люблю тебя, хочу, чтобы всё у тебя было по-человечески и честно, чтобы не болтали потом досужие языки, что невесту Дурды Мурадова привезли на тридцати фаэтонах, которые оплатил контрабандист Торлы. Не сердись.
— Я не сержусь, — сказал Дурды. — Я понимаю твою озабоченность и благодарен тебе за неё. Однако пойми и ты меня, войди в моё положение. Для меня совершенно безразлично, привезут Маю на фаэтоне, на верблюде, на ишаке или вообще пешком приведут. Я пыль на льду поднимать не люблю. Но ведь ты знаешь мою маму. Она приняла Торлы в своём доме как родного за то, что дважды он спас от смерти Узук. Кстати, и Узук относится к нему очень хорошо. И можешь представить, что произойдёт, если я откажусь от денег и от этих несчастных фаэтонов, чтоб у них колёса поотвалились!