Мысли перескочили на Узук, и Берды захотелось обругать её самыми нехорошими словами, но он вспомнил разговор в Полторацке, её взволнованное выступление на бюро, вспомнил вчерашнюю встречу — и обругал себя. Чего уж искать виноватых, когда сам кругом виноват. Но неужто она правда дала слово Черкезу? Неужто станет его женой? Добился-таки своего, дьявол безбородый! Как ни встретишь — выскобленный, и духами от него прёт за версту! Посмотреть снаружи — пустячок, джалай[16], ишаново отродье, а в действительности — крепкий и верный человек, не на одном серьёзном деле проверен. И друг надёжный — не за себя ведь, за какую-то подлую шуточку о Берды исколотил того зубоскала! Вот тебе и классовая категория: можно ли поставить рядом родовитого потомка святых ишанов, чья родословная тянется за целое тысячелетие к первым арабским пророкам, и извечного бедняка и потомка бедняков Торлы? Почему один из них порвал со своим сословием и стал на сторону революции задолго до её победы, а другой, именно для которого вершилась революция, относится к ней своекорыстно, ищет в ней только источник наживы? Нет, они совсем не равны, Черкез-ишан и Торлы! Черкезу можно в любом деле верить без оглядки, а Торлы… С оглядкой, да? Но почему, чёрт возьми, почему я должен верить с оглядкой своему же брату-бедняку? Какая тайная сила сломала его душу и бросила её обломки на дорогу стяжательства, на путь преступления перед законом?
Переходя вброд арык, Гнедой потянулся к воде, и Берды отпустил поеодья, давая коню возможность напиться. Нет, думал он, я обязательно должен учиться, чтобы ответить на все эти вопросы. С окончанием войны не стало тихо и мирно, как мы ожидали. Почему воина силы сменилась войной подлости? Мы победили, да, враг упал, но он продолжает стрелять лёжа. И чтобы понять всё, чтобы разобраться и в этом, что запутано, и в том, что на первый взгляд выглядит как будто простым и ясным, — надо много знать, учиться не только по жизни, но и по книгам…
Вот тот же Торлы, продолжал размышлять Берды, в прошлом это был совершенно иной человек, хороший парень, который честно ел свой кусок хлеба и честно смотрел людям в глаза. Теперь ом прячет глаза, у него появилось двойное дно, как у того сундука, что был реквизирован на базаре у пособника контрабандистов. Может быть, за этим дном пусто, но пока ничего определённого сказать нельзя, и поэтому нужно крепко предупредить Дурды, чтобы он держался от Торлы подальше. Странная штука жизнь! Я не верю Торлы, сомневаюсь в искренности того парня, который работает завотделом у Сергея, меня возмущает нерешительность и мягкотелость Аллака, но мне нравится энергичность Черкеза, и с доверием я принимаю слова какого-то пегобородого ходжама. Может, все мы — я, Сергей, Клычли, начальник — в чём-то поступаем неправильно? Может, мы черпаем из лужи только потому, что она оказалась рядом с нами, а нам бы сделать пять шагов до реки?..