Берды не ставил в вину Узук её обман. Наоборот, он старался найти оправдание всему, что цепляли на неё досужие языки. А когда в голову лезли дурные мысли, сердился, стыдил себя, ругал, обзывал самыми обидными прозвищами.
Но это говорил рассудок. А сердце? Сердце молчало. В нём поселилось новое, по-настоящему сильное и глубокое чувство. Оно родилось на сумеречной границе жестокости и доброты, в ту ночь, когда скованный Берды ждал своей страшной участи — по приказу Эзиз-хана его должны были разорвать лошадьми, как несчастного Агу Ханджаева. Но пришло неожиданное освобождение в лице Огульнязик, и вместе с вновь дарованной ему жизнью унёс тогда Берды и чувство зарождающейся любви.
Вначале он принимал её за простую благодарность к той, которая уже вторично делала для него доброе дело без малейшей корысти для себя — в первый раз она помогла Узук бежать от ишана Сеидахмеда. Потом судьба вновь столкнула его с Огульнязик в «сумасшедшей» келье ишана, и он понял, что не благодарность, а нечто значительно большее питает он к этой очень красивой, умной, смелой и очень обездоленной женщине.
Он хотел быть честным не только перед людьми, но и перед собственной совестью, поэтому долго убеждал себя, что обязан вернуться к Узук. И чем больше убеждал, тем яснее становилась вся безнадёжность убеждений. Сейчас любил не мальчишка, который потеет от одного прикосновения к руке девушки, а человек, познавший вкус жизни и смерти, трезво оценивающий свои стремления и возможности.
Бороться со своим чувством он не мог, да и не захотел бы бороться. Конечно, можно было скрыть это от Узук, оставив её на всякий случай, как второй выход в лисьей норе. Так делали многие. Но он поступить так не мог по врождённому отвращению ко всякой лжи и лисьим увёрткам. Он привык бить прямо и принимать удары грудью, но он не ожидал, что последнее объяснение с Узук дастся так трудно и оставит после себя не облегчение, а досаду и стыд, словно сделано было что-то скверное, нечистое, заставляющее прятать глаза от людей.
Ещё большей неожиданностью закончился разговор с Огульнязик. Он пришёл к ней в дом, увидев её радостную улыбку, сияющие глаза — и посчитал себя самым счастливым человеком в подлунном мире. Они пили чай с хрустящим домашним печеньем, и Берды думал, что скоро в его доме каждый раз будет такое вкусное печенье к чаю. Огульнязик беспрерывно шутила и звонко хохотала, а Берды мысленно представлял, каким весёлым и светлым будет его дом. Правда, оживление Огульнязик было несколько искусственным и чуточку нервозным, но Берды отнёс это к естественному состоянию женщины, встретившейся с любимым человеком.