Он не спешил заводить разговор о том, для чего, собственно, пришёл. Зачем спешить, когда и так уже всё ясно, можно немного продлить ожидание, оттянуть приятную минуту. А когда минута эта наступила, Берды долго сидел ошеломлённый, не понимая, что произошло.
— Спасибо за приятную шутку, — сказала Огульнязик, смеясь.
— Я не шучу! — закричал Берды. — Я люблю тебя!
— Разве Узук стала для тебя плоха? — спросила Огульнязик.
— Нет, — ответил Берды, — она хорошая и чистая, и я первый вытрясу душу из любого, кто скажет о йен дурное слово.
— Почему же в таком случае я должна принимать твоё признание всерьёз?
— Потому что это действительно серьёзно.
— Значит, хочешь любить двоих?
— Нет. Сейчас я люблю тебя.
Огульнязик засмеялась:
— Мы не ветки зелёного дерева, а ты не воробей, чтобы скакать с одной ветки на другую. Члену ВКП(б) это тем более не пристало.
— При чём тут ВКП(б)! — закричал Берды. — Я решаю вопрос, который касается только меня и тебя! Когда партия сказала: «Иди на войну», я пошёл, хотя ещё не был членом партии! И подставлял грудь под пули! И обнимал горячий песок! И замерзал в снегу под Оренбургом! Это было нужно для всех! А сейчас— моё личное дело!
— Нет, Берды, не личное, — возразила Огульнязик, — твои поступки — пример для десятка аульных парней.
— Неужели я всё время должен торчать на виду, как верблюжий череп на палке, указывая другим путь к воде?
— Обязан, — подтвердила Огульнязик.
— У тебя нет сердца, — сказал он.
— У меня есть совесть, — сказала она.
Послушай, сказал он, я не требую немедленного ответа. Такие дела не решаются сходу.
— Я уже решила, — сказала она, — и больше мы никогда не вернёмся к этому вопросу.
Смеясь и подшучивая, она проводила Берды за порог. И он ушёл, растерянный и злой, вспоминая старую пословицу, что женское сердце — пустынный колодец: пока не заглянешь, не узнаешь, что в нём — живая вода или дохлый верблюд.
Знал бы он, как отчаянно, как по-детски горько рыдала Огульнязик, упав ничком на свою одинокую кровать!..
Кто коз пасёт, а кто горшки облизывает
Было раннее утро — целый час до начала рабочего дня. Сергей и Клычли вознамерились использовать этот час, чтобы без помех обсудить первоочередные дела, однако этому благому намерению помешал осуществиться Черкез-ишан. Он вошёл, стащил с головы свою щегольскую белую папаху, отёр ею пот со лба и спросил:
— С утра заседаете?
Сергей досадливо крякнул.
— Ты-то чего спозаранку шатаешься? У тебя дело налажено, спал бы себе да спал, посапывая.
— Не до сна тут! — отмахнулся Черкез-ишан. — Голова кругом идёт, не знаешь, за что хвататься.