— Не просо, женщина, не просо! Что ты мелешь глупым языком! Золото просыпалось! Серебро!
— Успокой свою печень, отец. Неправедное добро никому не пойдёт впрок. Все эти негодники, что тебя обидели, и семьи их сиротами проведут свою жизнь у семи дверей, подаяния просить будут.
— Сухой корки им, проклятым, не дам, — ярился Сухан Скупой, всхлипывая. — Собаками травить буду!
— И правильно сделаешь, отец, правильно сделаешь, — поддакивала жена.
Сухан Скупой не сомкнул глаз до утра. Перед самым рассветом сходил на двор по нужде, кутая лицо халатом, чтобы не узнал кто-нибудь из ранних соседей. И снова плотно улёгся у стены.
Им овладела навязчивая мысль, что все люди радуются его горю… Когда до него доносились песни и смех работающих в поле, он скрипел зубами и умолял аллаха обрушить небо на землю. Он не смотрел в лицо тем, кто заходил в кибитку, чтобы не увидеть злорадства соседей. Если жена оставляла дверь открытой, он торопливо захлопывал её. Сухан Скупой стал мрачным затворником, и даже дети испуганно сторонились его, старались поменьше бывать дома.
Видя, что никакие уговоры не помогают, жена отступилась, решив подождать, пока всё образуется само собой. Но дни шли за днями, а Сухан сидел в своём углу, как крот, и тогда она принесла от знахаря амулеты против сглаза, нацепила их мужу на спину. Он не противился, занятый своими думами. И однажды потемну когда с улицы разошлись все люди, выбрался из дому «Помогли амулеты! — обрадовалась жена, истомлённая непривычным поведением мужа. — Надо знахарю курицу отнести, что ли». Но поворошила постель мужа увидела раздёрганную треугольную ладанку, в которую знахарь зашивал бумажку с заклинаниями, и с сомнением покачала головой: куда же он пошёл, непутёвый? Не за бедой ли своей?
А Сухан Скупой направил свои стопы к Бекмурад-баю — единственному человеку, которому он верил и у которого мог найти сочувствие.
Бекмурад-бай, лишившись, как и другие богатеи аула, земельных угодий, не изменил, однако, заведённого порядка в доме. Двери его всегда были открыты для всех желающих, в котлах непрерывно варился плов, кипел чай. Одни приходили сюда поесть на дармовщину, распарить мускулы добрым наваристым чаем. Других приводило стремление поговорить в своём кругу, посудачить о новых порядках, изругать их всласть. В эти разговоры хозяин обычно не вмешивался, а случалось, что и одёргивал тех, кто перебирал через край в злобные выпадах против аулсовета и вообще против всех большевиков. Это вызывало недоумение, и даже пополз шепоток, что, мол, действительно сильна Советская власть, коли согнула даже Бекмурад-бая, поставила его, как покорного быка, в ярмо Другие не верили в покорность грозного бая, считали, что даром он своего не упустит, а если помалкивает пока, то, значит, так и надо до поры, до времени. И себе мотали это на ус, вспоминая поговорку: «Берегись того, кто не ответил на твой удар».