Куприн пишет в «Одесские новости» 13 ноября 1910 года:
«М. г. редактор!
Несомненно, что виною падения И. М. Заикина вместе с аэропланом и мною — был только я, нижеподписавшийся (вместе с Заикиным они весили 13 1/2 пудов. — К. К.). Искренно благодарю И. М. Заикина за многое: за спасение нескольких человеческих жизней (падение во всяком случае было неизбежно), за его находчивость, хладнокровие, смелость, наконец, и за мое собственное драгоценное существование, которым я всецело обязан только ему.
Я утверждаю, что И. М. Заикин сделал все возможное: сначала для того, чтобы не задеть людей, а затем, чтобы спасти аппараты».
Аэроплан был вдребезги разбит, но мотор, самое драгоценное, уцелел, и купцы было положили арест на обломки, но потом устыдились, и дело заглохло.
В очерке «Мой полет» Александр Иванович пишет:
«Только впоследствии я узнал, что Заикин в эту критическую секунду сохранил полное хладнокровие. Он успел рассчитать, что лучше пожертвовать аэропланом и двумя людьми, чем произвести панику и, может быть, стать виновником нескольких человеческих жизней. Он очень круто повернул налево… И затем я услышал только треск и увидел, как мой пилот упал на землю.
Я очень крепко держался за вертикальные деревянные столбы, но и меня быстро вышибло из сиденья, и я лег рядом с Заикиным. Я скорее его поднялся на ноги и спросил:
— Что ты, старик? Жив?!
Все это дело прошлое. Заикин опять борется в Симферополе и часто пишет мне совершенно безграмотные, но необыкновенно нежные письма и подписывается: „Твой серенький Иван“.
Что касается меня — больше на аэроплане не полечу».
Отец тогда не предвидел быстрого развития авиации. Он еще много летал потом в Гатчине.
Постоянные переезды из города в город, чужие квартиры, дачи, гостиницы утомили отца. В 1910 году он пишет Батюшкову из Риги:
«И вот мы снова в „петербургской“ гостинице на неопределенное время. Право, мне точно суждено роком бродить без истинного пристанища по чужим углам. А в сорок лет это уже становится тяжело, скучно и печально».
Куприн не мог забыть Балаклаву и все мечтал снова поселиться там. Но ему было запрещено проживать в этих краях после его участия в севастопольских событиях 1905 года. На хлопоты друзей Александра Ивановича пришел решительный отказ.
Ко всем этим мерам царской полиции отец относился с присущим ему юмором. О своем тайном посещении Балаклавы он написал еще в 1906 году шуточные стихи под названием «Административная высылка».
В Балаклаву, точно в щелку,
В середине сентября
Я приехал втихомолку,
Но приехал зря.