Ничто ему не было мило. Даже запахи земли и цветов. Он говорил, что сирень пахнет керосином. Очень скоро он перестал копаться в клумбах и грядках.
Нахлынули бесконечные гости. Шумные споры с пеной у рта настолько надоели отцу, что он вывесил в столовой плакат: «О политике в моем доме прошу не говорить».
Вся эта разношерстная, часто голодная эмигрантская братия совсем разорила нас. Маме приходилось брать и кредит провизию у лавочников. Потом мясники и булочники приходили к нам требовать немедленной уплаты, орали и бессовестно обсчитывали. Спустя несколько месяцев, зимою, дошло до того, что отсутствие денег и кредитов заставило нас ходить в лес Сен-Клу собирать дикие каштаны и питаться ими. Хорошо еще, что отец научил маму и меня относиться с юмором к превратностям фортуны.
Если неожиданно приходили деньги — например, за перевод или за издание книги, за напечатанный в каком-нибудь журнале забытый рассказ, — это в нашей семье называлось: капнуло с неба!
И снова кормились приезжавшие к нам «на огонек» по старому русскому обычаю гости. Припоминаю один забавный случай. У меня всегда была страсть к переодеваниям. Однажды мои родители уехали в Париж по делам, и я, двенадцатилетняя девочка, оставшись дома одна, напялила на себя декольтированное узкое мамино платье, громадную красную шляпу и сильно загримировалась.
К моему ужасу, вдруг раздался звонок. Не открыть калитку было нельзя: люди приезжали из города на электричке. На сей раз приехал танцор Владимиров из русского балета. Он никогда меня не видел: представился, поцеловал руку, и пришлось волей-неволей разыгрывать из себя взрослую, якобы близкую знакомую Куприных. Видимо, я неплохо вела свою роль — молодому человеку не пришло на ум, что он разговаривает с девчонкой. Мы гуляли по саду, я угощала его чаем, мы разговаривали на возвышенные темы. Вдруг я увидела подошедших к калитке родителей. Я извинилась, умчалась в дом, сорвала с себя платье, усиленно стала смывать грим и заплетать косички. А Владимиров, видимо заинтересовавшись мною, спросил у отца:
— Кто эта молоденькая дама, принявшая меня?
Мать, что-то смекнувшая, немедленно поднялась в мою комнату. Увидев сброшенное впопыхах платье и шляпу, заставила меня спуститься вниз уже в косичках и короткой юбочке. Никогда я не забуду глупого выражения лица Владимирова.
…Однажды к нам приехали русские кинодеятели, заполонившие тогда французское кино. Во главе прибывших был режиссер Туржанский, с ним его жена, киноактриса Кованько, с огромными пустыми глазами, явно запуганная авторитетным супругом. Приехал к нам и Иван Мозжухин, пленивший миллионы зрительниц своим неподвижным светлым взором. С ним была его партнерша и жена Н. Лысенко с болезненным острым личиком.