Курбского поддержало несколько голосов.
Сам Челяднин, грузный, высокий боярин, погладил свою широкую бороду, задумался, храня молчание, хотя к нему были обращены взгляды всех присутствующих.
- Иван Петрович, друг, отзовись! - толкнул его в бок боярин Бельский.
Очнувшись от раздумья, Челяднин тяжело вздохнул:
- Ненадежный народ ныне появился и среди бояр... Эх-эх-эх! Дожили! Сами на себя ножи точим. Как людям верить-то? Около святых и то черти водятся. Так и во святом писании свидетельствовано.
- Мы все поклянемся тебе в верности! - сказал Курбский. - Не так ли? Клянемся?!
Со всех сторон понеслись голоса: "Клянемся! Слово перед святым крестом дадим! Клянемся, батюшка Иван Петрович!"
- Мне жизни своей не жаль. Пожил - ни много, ни мало - шесть десятков лет с небольшим, можно и в домовину. И не о том я... Дороже жизни мне честь! Иван Васильевич не обижает меня, честит, жалует; обижаться на него не могу. Однако продавать себя царю не желаю. Прав Андрей Михайлович недалеко то время, когда всё у нас возьмут...
- И жизнь отымут! - крикнул Курбский.
- И жизнь отымут, как отымают наши наследственные уделы... Кто такую власть дал московским великим князьям, чтобы в грязь топтать княжеские роды? Никто не давал. Разбойным промыслом завладели!
- Истинно! Похитили они власть обманом и коварством, - снова подал свой голос Курбский.
- Верно ты молвил, Андрей Михайлович, безмолвствует Боярская Дума, не к месту, не ко времени притихла... Растет и множится своеволие Ивана Васильевича... Не в меру разошелся царек. На што нам война? Што нам море? Буде, побаловали. Што накрошил, то сам и выхлебывай!
- Золотые слова, князь! - воскликнул с усмешкой Фуников.
Челяднин обвел хмурым взглядом окружающих.
- Первым боярином и судьей посадил меня царь на Москве, но што я буду делать, коли не лежит у меня душа к похитителю нашего державства?.. Все, што делает он, не по душе мне...
Курбский оживился, голос его прозвучал восторженно:
- Мудрое слово сказал: "державство"! Мы на Руси должны править, наша - держава!
- Мы князья, мы большие воеводы, бояре, а ни земли, ни рати, ни судов своих не имеем... Нашего ничего нет. Всё его! Законно ли так? Справедливо ли? И меня он недавно лобзал, обнимал. Иудины ласки! Сладкими речами обволакивал он меня... Добивался измены старине. Не поддамся я тому соблазну... Нет!
- Обманщик он! - рявкнул Челяднин. - Сегодня поставит первым воеводою, а завтра казнит!.. Подальше от его добродетели.
- Проклятие! - послышалось со всех сторон.
Глаза у всех разгорелись, волнение охватило даже спокойного, покладистого Фуникова. Репнин, топнув ногой, крикнул в исступлении: