— Как спалось, Ильхам? Не замёрз?
Любовь сделала Ильхама мнительным, ему почудилось, что Геярчин говорит умышленно громко, чтобы никто не подумал, будто между ними ость нечто большее, чем дружба. Но в её голосе слышалась неподдельная забота, и, осмелев, Ильхам тихо, многозначительно ответил:
— Меня сердце греет, Геярчин. Мне всё время жарко… Словно меня на горячих углях жарят…
Геярчин сделала вид, что не поняла намёка и, желая перевести разговор, как бы ненароком поинтересовалась:
— А где Асад? Что-то его не видно. Не заболел ли?
Ильхам нахмурился. Опять она об Асаде! Каждый раз, когда он решался заговорить с ней о том, что больше всего его волновало и мучило, она начинала расспрашивать об Асаде. Именно об Асаде! Геярчин словно дразнила Ильхама.
И, как всегда, Ильхам хмуро ответил:
— Асад здоровей нас всех. Что ему сделается!
И тут же подумал: «А может, она спрашивает об Асаде только так, для отвода глаз, боясь показать Ильхаму, что он ей чуть дороже других?» Мысль эта была сладкой и обнадёживающей, но Ильхам с досадой отогнал её. Если всё так, как он думает, то почему же она не спрашивает его о Саше, об Ашрафе. На языке только один Асад! И, выходит, Ильхам для неё ничего не значит, а любит она Асада, этого хвастуна и скрягу. Всё очень просто, проще пареной репы.
От этой мысли настроение совсем испортилось. Геярчин это почувствовала. Наступило неловкое молчание. В эту минуту к ним подошёл Ашраф, и оба так ему обрадовались, словно тот выручил их из большой беды. Ашраф поздоровался с Геярчин и, усмехнувшись, сказал:
— Герой-то наш ещё фокус выкинул! Вернулся в палатку и завалился спать.
— О ком ты? — спросила Геярчин.
— О ком же ещё — об Асаде!.. Я его расталкиваю, а он мне: «Отвяжись, я спать хочу». «Ребята, — говорю, — все уже на улице». — «А я, — отвечает, — сегодня дежурный по палатке». — «Кто ж это тебя назначил?» — «А я, — говорит, — добровольно». Я ему втолковываю: мол, в таком случае тебе тем более не положено дрыхнуть, дежурный раньше всех должен быть на ногах. А он отвернулся к стенке и захрапел!
Ашраф, обращаясь к невидимому Асаду, громко воскликнул:
— Эй, Асад!.. Долго нам с тобой нянчиться? Ты пятно на нас кладёшь, на весь Баку пятно кладёшь! — Он закатил глаза, воздел ручей к небу и умоляюще произнёс: — Аллах, дорогой, оставь его на всю жизнь холостым, чтоб ещё и жене с ним не мучиться!..
Сдерживая улыбку, Геярчин спросила:
— За что вы его так не любите?
— Не любим? Почему не любим? Очень любим. Жить без него не можем!
— Да ну тебя! Я — серьёзно. Что он вам плохого сделал? Он же, говорят, на промысле был хорошим трактористом.