Затем следствие заявило, что ящики в шкафу жертвы выдвинуты и одежда, лежавшая в них, перерыта, потому что Macao Янагида, вытащив из шкафа свою долговую расписку, хотел представить случившееся как ограбление. Это утверждение покоилось на том предположении, что кроме расписки ничего не было похищено. Поэтому следствие утверждало, что Янагида не украл ничего, кроме своего долгового обязательства.
Однако установить, что похитили у Ватанабэ-сан, было невозможно. Она жила отдельно от сына и невестки и была совершенно одинока. Но если никто, даже сын, не знал, сколько наличных денег было у матери, то можно предположить, что ограбление все-таки произошло. Тот факт, что ящики шкафа выдвинуты, вызывает предположение, что подлинный преступник взял из них деньги и бежал. Это, кстати, подтверждает невиновность Янагида. Подлинный преступник бежал буквально за несколько мгновений до прихода Янагида.
Уйма материалов, перерытая Оцука, неотвратимо вела к этим выводам. И все указанные обстоятельства свидетельствовали о невиновности Янагида.
Эти выводы озадачили Оцука.
Если бы он тогда вмешался в это дело, Янагида, возможно, был бы признан невиновным. Теперь, сопоставив все, Оцука был уверен в этом. «Если не вы, сэнсэй, то никто не спасет брата», — вспомнил он слова младшей сестры обвиняемого. Сердце у Оцука ныло от запоздалого раскаяния: «А все-таки, если бы я сам…»
Киндзо Оцука сложил толстую кипу материалов дела и перетянул их бечевкой. Завтра он попросит Окумура отправить их обратно на Кюсю. Оцука закрыл блокнот, испещренный пометками, подпер щеку рукой и, нахмурившись, надолго задумался.
— Угрюмое у тебя лицо! — сказала Митико, посмотрев на Оцука. — Даже смотреть на тебя с таким лицом не хочется. Ну, будь же повеселее.
— Прости, — с усмешкой извинился Оцука. — Постараюсь быть повеселее.
Вделанная в пол жаровня была покрыта роскошно расшитым одеялом. На столике стояла батарея бутылок сакэ, но Оцука так и не захмелел.
Это был дом, куда они всегда приходили. Хозяйка хорошо знала его, служанки тоже привыкли. С тех пор как в его жизни появилась Митико, он постоянно пользовался этим домом.
Оцука переоделся в домашний халат, и Митико сделала то же самое. И в доме, и за окнами царила настолько звонкая тишина, что Оцука как бы кожей чувствовал холодный воздух за окном. Служанка сюда являлась лишь по зову.
В соседней комнате веселились, слышался смех, звуки сямисэна[36] и голос поющей женщины.
— Там веселье, — заметила Митико, беря в руки бутылочку сакэ. — А ну-ка, может, ты станешь хоть чуточку порадостнее?