Однако у популярности имеется еще и другая сторона, которая называется «людская зависть». Слухи об удачливом «богатом госте» дошли и до Ярицслэйва, который, оказывается, не забыл об их первой встрече. Князь без всяких колебаний решил: Садка нужно выжить из города, обмануть, обобрать и, желательно, уничтожить.
Возможностей у Ярицслэйва было больше, нежели у простых горожан. Он ими пользовался по своему усмотрению, не очень стесняясь в средствах. А горожанам некие неприметные люди намекали, что иметь дело с Садком нельзя. Нет, конечно, можно, но это может привести к нежелательным последствиям: ущербу здоровья, имущества и репутации.
Настал день, когда Омельфе Тимофеевне не поступило ни одного заказа на музыку. А потом этот день повторился еще раз и третий. Что-то было не так.
Садко, уже свыкшийся с мыслью, что его искусство дорогого стоит, стал себя чувствовать несколько некомфортно, будто его обворовали. Да еще это подлое душевное состояние: не нужен вам — ну, тогда я уйду, попробуйте без меня жить. К сожалению, без человека, даже самого выдающегося, человеческое общество выживать научилось, просто, быть может, по совсем другому, зачастую кривобокому, сценарию. Садко в глубине души это понимал, но наступить на горло своей песне не мог, точнее — пока не хотел. Гордость, наверно, заела.
Он спустился к берегу Ильменя, сопровождаемый верным псом, присел на камень, и тронул кантеле за струны. Звук, извлеченный им, показался отличным, нежели обычно. Садко заиграл, воодушевляясь: раньше такого звучания ему добиваться не удавалось.
— Повесил свой сюртук на спинку стула музыкант.
Вода в озере, застывшая, словно зеркало, всколыхнулась и, словно издалека, раздались глухие удары колокола. Камень под музыкантом будто бы слегка потеплел.
— Расправил нервною рукой на шее темный бант.
Нет, определенно что-то происходило. Садко встал с камня, звучание кантеле сразу изменилось в сторону, если так можно сказать, заурядного. Хотя, с другой стороны, Жужа никаких намеков на беспокойство не проявлял. Впрочем, ему, возможно, слон на ухо наступил, чистоту музыки ценить не умеет.
— Подойди скорей поближе, чтобы лучше слышать, если ты еще не слишком пьян.
[95]Определенно: и далекий колокол торжественно бьет, и камень теплый, и вода в озере заволновалась, словно от брошенного в нее булыжника.
— Так это камень с кантеле резонирует! — оборвал свою песнь музыкант. — Это же бел-горюч камень для музыки!
Садко облегченно вздохнул от осенившей его разгадки, но настроение играть как-то уменьшилось. Он убрал инструмент и ушел, даже ни разу не оглянувшись. Поэтому лив и не заметил, что вода успокоилась, колокол стих, бел-горюч камень остыл — все сделалось, как прежде. Вообще-то не все: камень сам по себе слегка сдвинулся к озеру, и вокруг его образовалась тонкая полоска тумана, словно опоясывающий обруч. Где-то в озере плеснула большая рыба, не иначе — таймень-кумжа, и туман осел наземь, будто испугавшись. Только его и видели.