Предлагали они ни много, ни мало, а вступить Садку в право собственности имуществом, добытым в праведном споре, заключенном при свидетелях. Бери лавки — и что хочешь с ними делай. Хочешь — торгуй, а не хочешь — продай. Вот, кстати, и покупатели на них уже имеются, хорошие деньги предлагают не только в артигах, но и в серебряных гривнах. Никто из купцов не сомневался, что музыкант выберет этот вариант.
Садко удивился, конечно, такому обороту, но решение у него созрело моментально, хотя для пущей важности он попросил время на раздумье.
Акулы торговли никогда не заинтересованы в коллегах, потому что они в самом широком понимании — конкуренты, не более того. Три подставившихся под заклад купца, конечно, кореша, но бизнес есть то, что можно съесть. В данном случае этих незадачливых спорщиков. Кто такой Садко? Всего лишь гость, на гуслях своих лабает, рыбу на заказ ловит. Да еще и драться лезет. Куда ему с торговлей управиться! Поэтому выгода в покупке трех лавок — самая прямая, причем за минимальную цену.
Но лив считал иначе. Если образовались лавки, то почему бы не попытаться их использовать? Деньги — это хорошо, но гораздо важнее возможность их зарабатывать. Получится — хорошо, нет — на все воля Господа. Садко предложил Омельфе Тимофеевне принять участие в его предприятии, та, недолго думая, согласилась. Да еще с Ладоги былой наставник Василий с дочерью нагрянули. Он одобрил решение, посмеялся над всеми перипетиями, взбудоражившими весь Новгород, добавив:
— Так на твои лавки и имя твое теперь будет работать!
А Чернава ничего не говорила, только глаза почему-то прятала, словно в стеснении. Садко же, наоборот, не мог на нее налюбоваться.
Торговое дело — нехитрое, любой дурак обучиться может, а если, к тому же, бессовестный дурак, то еще и преуспеть в этом. Садко не был ни тем, ни другим, за сиюминутными барышами не гонялся, через совесть свою не переступал. Он со своим диковинным кантеле и не менее необычными песнями сделался желанным гостем на каждом застолье, особенно со стороны людей Олафа. Вот только на рыбалку времени оставалось все меньше и меньше.
Садко переехал от Омельфы Тимофеевны в свой новый дом, куда хозяйкой вошла Чернава из Ладоги. Жужа почему-то менять местожительство отказался, оставшись с Васькой и его тремя котами. Так и дожил он свой собачий век молчаливым охранником дома Буслаевых. Когда же настал его черед, то умирать пришел к своему настоящему хозяину Садко.
Домой, в Пижи, лив так и не выбрался. Не довелось ему проехать на белом коне по улице, увидеть сестер, поклониться отцу и матери. Почему? Он сотни раз задавал себе этот вопрос и сотни раз находил ответы, которые, положа руку на сердце, больше походили на попытки оправдаться. А любое оправдание вызывает чувство неловкости, потому что при этом переживается чувство вины. Se la vie