— Сынок! — снова сказала Омельфа Тимофеевна. — Оставь этого человека. Ты мне нужен.
Больше всего в жизни Васька не выносил, когда его мать плакала. Это случалось нечасто, оттого и видеть ее слезы ему было мучительно больно.
Какие-то люди перехватили князя, поставили того на ноги, и он, пошатываясь, пошел прочь.
А потом случилась Пасха, которую каждый праздновал, как умел: Ярицслэйв с семьей и челядью — по-своему, в торжественном Богослужении, ливы — по-своему, без помпезности и громких молений. Василий не показывался никому, он чувствовал вину перед семьей Толстого и не знал, как ее искупить. В пасхальную ночь он, проходя мимо храма, где стоял службу ненавистный Александр, подумал:
«Христос воскрес!» — поют во храме;
Но грустно мне… душа молчит,
Мир полон кровью и слезами,
И этот гимн пред алтарями
Так оскорбительно звучит.
Когда б Он был меж нас и видел,
Чего достиг наш славный век,
Как брата брат возненавидел,
Как опозорен человек,
И если б здесь, в блестящем храме,
«Христос воскрес!» Он услыхал,
Какими б горькими слезами
Перед толпой Он зарыдал!
[65]На следующей неделе князя Александра в первый раз выгнали из Новгорода, несмотря на защиту всяких там судей и их подручных. Иначе ливы были готовы поднять слэйвинов на вилы и побросать их всех с единственного нового моста во вспучившийся ледоходом Волхов.
Однако Толстым это сына не вернуло…
13. К чему может привести купание в «святых» источниках
Время лечит, особенно хорошо это получается в молодые годы. Васька так и не получил от изгнанного князя заклад, но гоняться за ним ради денег не стал. Пришло лето, пришли другие заботы. Он прибился к группе бортников, неожиданно увлекшись сбором дикого меда и драками с несознательными медведями. Медведи, все как один, мед свой не собирались уступать без боя, бортники ловили их рогатинами, а пчелы, одинаково едко жалили и тех и других, потому как на самом деле мед был исключительно их собственностью. Это было весело. Даже несмотря на то, что зверь иной раз ломал неудачливого бортника. Что же поделать — издержки специальности.
Затем под осень он ушел на ладье к Валааму на промысел особого валаамского сига. Рыба была очень ценной, ловилась исключительно возле острова, в то время как обычный сиг — по всей Ладоге. А осенью озеро Нево, как его иногда еще величали по библейской традиции, отличалось крайне необузданным норовом: переворачивало лодки взявшейся неизвестно откуда волной, бушевало недельными по протяженности штормами. Так что человеческие жертвы, собранные стихией, считались вполне обычным делом, кому как повезет. Там, на Валааме, Буслай впервые прикоснулся к святым местам, рассматривал камни-следовики, слышал и даже видел по ночам призрачные очертания Дивьих людей, вылезающих под лунный свет по каким-то своим надобностям. На острове Голом, рядом с сиговьим промыслом, он прикоснулся к загадочному камню, «макушке каменной головы», торчащей из-под земли, на котором легко читались, но никак не переводились руны, выбитые кем-то.