И так уж получилось, что бандиты дали капитану мысль о том, каким образом можно выманить из Европы, откуда его могут и не выдать, профессора Идрисова. У каждого практически человека есть слабость, на которой можно играть. У одного это деньги, у другого – женщины, у третьего – собственные дети. У профессора же – красные волки, и на этом его можно поймать. Но пока эта мысль не оформилась, а только проскользнула, и допрос продолжился. Капитан решил заставить Азара чувствовать себя не слишком приятно, поубавить его самоуверенности, что должно положительно сказаться на откровенности бандита. Пока он считает себя правым, чуть ли не мучеником, он много не скажет. Значит, стоит убедить его если уж не в отсутствии правды в нем самом, то хотя бы в отсутствии тех составляющих, что заставляют человека самим собой гордиться.
– Ты мне вот что скажи, Азар… Ты – человек серьезный, горец чистых кровей. Я правильно говорю? Ты же горец?
– Конечно. И горжусь этим.
– А я всегда считал, что горцы народ благодарный. Оказывается, ошибся.
– Ты о чем, капитан? В чем ты можешь горцев обвинить? Мы никогда против совести не идем, всегда поступаем честно.
– Значит, совесть у вас резиновая, если по тебе судить. Очень уж растяжимой ты ее представляешь. Тогда, на перевале, когда ты хромал… Помнится, больно тебе было…
Азар передернул плечами, не понимая, в какую сторону клонит капитан, и ответил:
– Да, было больно. Пуля «краповых» перебила мне кость. Но я шел. Только горцы с такой раной могут идти. Только настоящие мужчины.
– Ну, предположим, не только. И с более серьезными ранениями люди ходили и даже воевали, не оставляли поле боя. Это на моих глазах было, и потому я могу твердо утверждать. Сейчас речь не о том. Я тогда тебе посочувствовал, захотел просто по-человечески помочь и дал два шприц-тюбика пармедола, даже себе ни одного не оставил. Если бы со мной что-то случилось, например с красным волком бы сцепился и он меня порвал бы основательно, у меня не было бы, чем боль снять. Хотя это, конечно, эпизод пустяковый, но маленькая благодарность или большая благодарность – суть дела не меняется. Благодарность всегда есть благодарность, это не предмет торговли. А благодарности горца в тебе нет. Ты после этого пытался меня убить, – продолжал Шереметев, голосом нагнетая обстановку. – Сразу же, только вернувшись. В знак своей благодарности, как я понимаю. Так?
– Не так, – не согласился Азар. – Мне предлагали убить тебя, а я отказался. Убивать тебя поехали другие люди. А я потом убил их. Сам убил, чтобы они больше на тебя не покушались. Не понимаю, чем ты, капитан, недоволен. Я за тебя отомстил.