У Виллибхиттура тело юноши. Рядом с ним Вени никогда не испытывала гордого чувства власти над настоящим мужчиной. Поэт робок и слаб, его душу, как небо в непогоду, всегда покрывала завеса печали; лишь иногда в ней, как молния, сверкал порыв страсти, и Вени спешила взлететь по этой молнии к небу любви. А Манибандх подобен океану, и не нужно ждать бури! — даже легкая его зыбь поднимает к вершинам желания.
Но тут огненной змеей промелькнул в ее сознании пленительный образ Нилуфар, с надменной улыбкой, с полуобнаженными бедрами, с соблазнительной походкой.
— Высокочтимый! Где египетская певица? — спросила Вени, войдя в покои. — Говорят, она жила в вашем дворце?
Манибандх, не оборачиваясь, ответил:
— Здесь ей дали приют и пищу.
Вени, занятая своими мыслями, будто не слышала ответа. Улыбаясь, она спросила:
— Где же теперь та египтянка?
— Эта женщина — моя рабыня.
Вени смешалась, но тут же овладела собой.
— Рабыня? — Она рассмеялась. — Разве в великом городе Мохенджо-Даро не все равны?
— Я купил её на западе, — там, красавица, рабство издревле в обычае. В Мохенджо-Даро тоже существует рабство, уже в течение двух поколений. Оно способствует торговле.
Вени совсем не интересовала торговля.
— Она красивая, не правда ли?
Манибандх не откликался.
— Я знаю, — не умолкала Вени, — женщины с запада прекрасны. Да разве и мог высокочтимый купить плохую вещь?
Самым скверным из всех несовершенств мира Манибандх считал женское любопытство и назойливость. Человек может защищаться от них только одним — молчанием! На все вопросы Вени купец лишь улыбался.
— Вы любите ее?
Вени ожидала, что этот вопрос смутит Манибандха. Вот сейчас он обернется и скажет: «Что ты говоришь, красавица? Ведь ты же богиня моего сердца!» Но купец был невозмутим.
— Нет, — просто ответил он и засмеялся, словно танцовщица была маленькой девочкой, задающей наивные вопросы.
Перед дверьми, ведущими в покои Манибандха, Вепи остановилась.
— Я могу войти?
— Это твой дом! — ответил купец.
Они не заметили, как за колонной мелькнула какая-то фигура.
Это была Нилуфар. Сердце ее едва не разрывалось от обиды и оскорбления. Как хорошо было лодке, пока ее качали волны, — она была в своей стихии! Но теперь море выбросила ее на сушу. Нилуфар бессильно прислонилась к колонне. Сможет ли она выдержать этот ужасный удар?
Нилуфар подняла голову — перед ней была Хэка.
Они смотрели друг на друга так, будто снова их собирались вывести обнаженными на торг. И снова некому было помочь им.
Но Хэка боялась не за себя, она тревожилась за будущее Нилуфар. Она не могла понять даже ничтожной доли ее страданий, ведь самой ей никогда не приходилось быть госпожой. Житель безводной пустыни видит только бледный багрянец восхода или захода над сухими песками, ему трудно представить, как прекрасна и богата природа. Так же и Хэка не могла понять душевных мук Нилуфар. И все же разве горе подруги — не ее горе?!