— О! — румянец залил ее щеки.
Спенсер нахмурился, глядя на доктора, он спрашивал себя, почему к его вмешательству она проявляет много меньше терпения, нежели к его ухаживаниям. Ей следовало гнать его взашей.
Этот человек явно был туп, поскольку продолжал, то ли не замечая, то ли не обращая внимание на ее возмущение.
— Если этот человек останется с вами в доме, это лишь развяжет злые языки.
Ее глаза вспыхнули.
— Я благодарю вас за заботу о моих интересах, но он остается.
— Прекрасно. Если вы не хотите прислушиваться к голосу разума и признавать мое безошибочное мнение, то хотя бы подумайте о Николасе.
Было очевидно, что доктор еще был не готов признать свое поражение.
Она вскинула голову.
— Я думаю о Николасе.
То, что она произнесла потом, поразило Спенсера, если учесть ее предыдущее рвение к его отъезду.
— Мистер Локхарт — кузен моего покойного мужа. Он родственник Николаса по отцовской линии. И ему здесь рады, он может оставаться сколько пожелает.
— В самом деле? Мистер Локхарт — кузен вашего покойного мужа? — Шеффилд подхватил свою сумку, держа спину так, будто проглотил аршин. — Вы абсолютно в этом уверены?
Затылок Спенсера покалывало в предостережении. Прямо как раньше перед началом атаки. Затишье перед первым залпом пушки на поле боя.
— Что вы хотите этим сказать? — голубые глаза ее сузились.
— Я лишь хочу быть уверен в данном вопросе. В конце концов, я имею на это право.
Ее щеки все еще заливал румянец, голубые глаза сверкали, встав подбоченившись, она требовательно произнесла:
— Тогда, пожалуйста, говорите начистоту.
Эви представляла зрелище, которым можно было восхищаться. Внезапно он смог увидеть, почему Йен никогда так и не освободился от нее.
— Я требую правды, Эвелина! Вы должны мне хотя бы это.
Она вскинула голову.
— О чем, ради всего святого, вы говорите?
Шеффилд указал пальцем на Спенсера:
— Этот человек отец Николаса?
Чувство удовлетворения, которое ощутил Спенсер, было абсолютно неуместным. Он знал это, знал, что ему не следует получать удовольствие от обвинений со стороны Шеффилда. Но будь он проклят, если не чувствовал удовольствие от созерцания вспышки ревности в глазах её ухажера.
Однако когда широко раскрытые голубые глаза девушки наполнились ужасом, его удовольствие сразу же испарилось.
Почему она выглядит такой потрясенной? Неужели упоминание о нем, о них, вызывает у неё такое отвращение?
Эвелина в изумлении уставилась, беззвучно, как рыба, открывая рот, и переводила взгляд с него на Шеффилда.
— Николас просто копия этого мужчины, — осуждающе продолжил Шеффилд, всё ещё грозя пальцем. — Любой дурак это заметит!