— Мы выберемся отсюда, — его пальцы сжали плечо Йена. — Ты поедешь домой. — Тут он добавил другую ложь, еле выдавив из себя: — Линни ждет тебя, ты поедешь домой и женишься на ней.
От эмоций стало трудно глотать и даже дышать. Ничто не было так далеко от истины, но он должен был сказать именно это — как раз то, что… дало бы Йену хоть какую-то надежду. Заставило бы его цепляться за жизнь.
— Ты так думаешь?
— Конечно. Она любит тебя.
Йен отчаянно замотал головой из стороны в сторону.
— Я бросил ее. Я точно такой же, как Каллен или Фредерик. Я не заслуживаю ее. Я должен был жениться на ней… должен был дать ребенку свое имя.
— Ты не мог…
Йен с удивительной силой схватил руку Спенсера и притянул к груди.
Прищурившись от дыма и гари, Спенсер пристально вгляделся в лицо кузена.
— Найди ее, — хрипло выдохнул Йен. — И моего ребенка. Присмотри за ними, Спенсер. Защити их.
Спенсер кивнул.
Йен продолжил, его голос окреп.
— Дай мне слово, Спенсер.
— Оно твое. — Взглянув вниз, под их сплетенными руками, он увидел неуклонно растекающееся по груди кузена пятно крови, которой было уже так много, что оно казалось почти черным.
Пора было посмотреть правде в лицо. Казалось неправильным притворяться дальше. Йену осталось недолго жить на этом свете.
Спенсер стиснул их сплетенные руки.
— Я буду относиться к твоему ребенку как к своему. Клянусь тебе.
Йен откинулся назад на землю, обретя умиротворение в словах Спенсера. Не было никакого смысла напоминать ему, что все его письма Линни до единого остались без ответа. И что она вне всякого сомнения давно отказалась от Йена.
— Хорошо. Очень хорошо, — взгляд Йена все дальше устремлялся в пространство, словно он видел что-то через висевшую в воздухе мутную пелену дыма, гари и копоти.
— Скажи Линни, что я любил ее. Что умер с ее именем на устах.
Спенсер почувствовал прикосновение к руке чего-то мягкого. Кинув взгляд вниз, он увидел, что Йен вложил лоскут ткани в его сжатую в кулак кисть. Это был носовой платок с вышитыми на нем инициалами Э.К., который кузен всегда носил с собой.
Скомкав платок в руке, он мгновение изучал его, затем перевел взгляд на лицо Йена, чтобы посмотреть в глаза такого же оттенка зеленого, как его собственные, только уже остекленевшие, потому что жизнь покинула их.
— Йен! — прошептал Спенсер, повторяя имя кузена снова и снова, когда боль с новой силой накатывала на него. Затем он закричал, все громче и громче, пока звук его голоса не затерялся в грохочущем и ревущем шуме сражения.