Старик с трудом оторвался от этого зрелища. Его подташнивало. Малыш легким движением подбородка указал ему на кабинки, стоявшие на некотором удалении позади заправочной станции. Старик двинулся туда почти бегом, очень довольный тем, что в скором времени освободится не только от скопившегося дерьма, но и от Терминала.
Слишком просторные штанины заплетались вокруг тощих ног. Он так торопился, что чуть не упал. За его спиной заскрежетал засов. Послышалась музыка и низкий женский голос…
* * *
Он миновал заправочные колонки. Аромат бензина был слабым, едва ощутимым. Похоже, тут давно никто не заправлялся. Гораздо более сильным оказался запах гари, доносившийся со стороны выжженных полян. По бетону перекатывались комки грязи и пепла.
Четыре кабины выстроились в ряд. Это были стандартные примитивные коробки со сварным каркасом из стального уголка и обшивкой из листового металла с общей крышей и отверстиями, прорезанными автогеном. Из них тоже давно выветрились все специфические запахи. Три двери из четырех были широко распахнуты.
Старик и сам не сумел бы объяснить, почему он не сунулся ни в одну из свободных кабин, хотя у него была веская причина спешить. Иногда его трусость проявлялась в виде довольно странных поступков. Он потратил пару лишних секунд на то, чтобы добраться до самой дальней, закрытой кабины, вставить палец в отверстие и дернуть дверь на себя. Та распахнулась с ржавым стоном.
Неужели он ожидал, что какой-нибудь придурок будет торчать здесь, заслышав шум приближающихся машин? Конечно, нет. Еще меньше он рассчитывал увидеть внутри кабины служащего мотеля.
Точнее, бывшего служащего.
* * *
Равиль Бортник не сказал «Привет!», «Добро пожаловать!» или «Надеюсь, вам у нас понравится!». Он даже не сказал «Проваливай отсюда, чертов педик!». Он не мог ничего сказать. В его легких уже начался процесс разложения, и оставшееся в них ничтожное количество воздуха было изрядно разбавлено продуктами гниения. Бортник был повешен на собственном ремне, который глубоко врезался в горло. Это обстоятельство до неузнаваемости изменило лицо трупа, превратив его в синий вздувшийся мешок.
Равиль не повесился, а был повешен. Старик четко улавливал разницу, поскольку сначала увидел изуродованные босые ноги Бортника, и там, где тот шаркал подошвами по стенкам, дергаясь в петле, остались следы ободранной ржавчины. По вывалившемуся языку и открытым глазам мертвеца ползали мухи. Это сразу же напомнило старику Михраджана. Но Михраджан был жив, чего не скажешь о бедняге в сортире. Вдобавок ко всем имеющимся неприятностям к Бортнику уже подбирались муравьи, спускавшиеся по ремню с крыши сортира.