Он большой, широкий, когда так близко; мускулистый настолько, что легко меня сомнет, если захочет. И наверное, мне бы это понравилось.
— Иди в задницу.
Я встаю и шагаю к двери, хватаюсь за ручку и обнаруживаю, что дверь заперта. В этом здании два входа на крышу. Или выхода, в зависимости от того, как на это посмотреть. Один из них закрывается на ночь. Моррис не любит запирать оба на случай чрезвычайного происшествия.
— Черт.
Он стонет.
— Это же конец света, давай не будем ссориться.
Его слова тушат мою злость.
— Ты прав.
— Повтори.
— Ты прав.
— Я всегда прав.
— Я бы не стала обобщать.
— Станешь, когда увидишь, что я всегда прав.
Это уже почти флирт, не считая того, что ни один из нас не улыбается. А в миллиардах миль отсюда по небу пронеслась звезда.
— Я не хочу быть цыпленком Цыпой, — говорю я. — Я не всегда хочу, чтобы небо падало.[40]
— Все будет хорошо.
— Неужели?
— Говорить правду?
Я киваю.
— Я не знаю. Я так не думаю. А если и будет, то это будет хорошо как-то по-другому. Мы слишком много утратили.
Между нами стена. Мне позарез нужна кувалда.
— Мне очень жаль, что так получилось с твоим братом, я видела его имя в списке.
Он склоняется ко мне ближе. Я хочу скользнуть ему в объятия. Как раз у него под подбородком идеальное для меня место, но я не решаюсь. Без приглашения точно нет. А может, и с ним.
— Я должен навестить своих родителей, если они еще живы.
— Они в городе?
— В Греции. Каждое лето они уезжают на родину и говорят о том, как великолепна Америка.
Он улыбается.
— А когда они здесь, только и делают, что говорят, как прекрасна Греция.
— И как же ты думаешь добраться до Греции?
— Туда все еще летают самолеты, если есть чем заплатить за билет.
— Чем же теперь платят?
— Кровью, медикаментами, едой. Все то, чего теперь не хватает.
Город гаснет. Ночь окутывает его тьмой.
Мы с Ником смотрим друга на друга сквозь темноту, между нами триста миллионов трупов. В другой жизни я могла бы его любить. В этой — я могу только потерять его.
Утром свет появляется вновь, но это нас не сильно радует, поскольку мы знаем, что это ненадолго. Электричество вскоре исчезнет навсегда, вопрос только в том, когда именно. Затаив дыхание, мы ждем.
Сейчас
У животных есть тайна.
Первыми улетают птицы. Тысячи их поднимаются в едином порыве с окрестных деревьев, образуя густое гигантское облако. Цыгане начинают о чем-то между собой перешептываться. Что-то происходит, но что именно, я не знаю. Массовый перелет — плохой признак, если только дело происходит не осенью.
Следующие — собаки. Эти долговязые цыганские псы роют землю, уши опущены, толстые языки свисают из открытых ртов.