Сейчас
Самый легкий путь из одного города в другой — это хайвей. Самая короткая дорога та, которую наши ноги проложат для себя сами. Проблема, связанная с первым, заключается в том, что мы слишком открыты. Каждое наше движение будет на виду у швейцарца.
Я вспоминаю его слишком быстро зажившую рану и думаю, не та ли самая магия помогла ему не поддаться смерти, к которой я его подтолкнула?
В моем сознании кипит ожесточенный спор. Пойти через горы и быть в укрытии или идти по хайвею, подвергаясь риску открытого столкновения?
— Ты не сможешь идти по горам, — говорит Ирина.
Я понимаю, что она права. Ни она, ни я не обладаем проворностью горных козлов.
Я киваю. Спорить больше не о чем. По крайней мере если мы будем на открытом пространстве, то и наш враг тоже.
Мы тщательно прячем наши личные страдания и, следуя совету Элеоноры Рузвельт, делаем то, что, как нам кажется, мы сделать не в состоянии. Я погружаюсь в мысли о Нике. Он жив там, в вечности.
В голове теснятся числа. Я разделила общее расстояние на отрезки, которые мы сможем без перенапряжения преодолеть за день. Всего сто сорок миль. Это ничто по сравнению с переходом по Италии, но удивительная особенность прошлого заключается в том, что чем больше оно отдаляется от настоящего, тем большим глянцем покрывается. Те преодоленные мили теперь кажутся легкими и приятными, пройденными спокойной, расслабленной походкой, в то время как предстоящие чреваты трудностями и опасностями. Наверное, это потому, что швейцарец шел вместе с нами, а не преследовал, как сейчас, хотя и должен быть уже мертвым и безопасным.
Мои чувства разделились на две команды: одна распекает меня за то, что я не дождалась, когда его тело остынет на койке, другая, ликуя, рукавом стирает с моей души черное пятно. Посередине находится мое сердце, ратующее за то, во что оно верит: в этой скалистой греческой глуши мы с ребенком будем в большей безопасности.
Солнце движется быстрее нас, взбираясь наверх над нашими головами и скользя затем вниз. К тому времени когда на горизонте возникает небольшое нагромождение камней, мои плечи уже превращаются в бекон. Лицо горит. Спасибо тем богам, которые меня сейчас слышат, за то, что у меня нет зеркала. Не думаю, что я вынесла бы свой вид.
У Ирины кожа от природы оливкового цвета, и она чувствует себя получше. Цвет ее кожи становится насыщеннее, в то время как моя горит огнем. Она протягивает руку, указывая на отдаленное скопление камней.
— Ты веришь в Бога?
— Прямо сейчас, сегодня я верю в то, что, если Бог существует, он ублюдок. На тот случай, если мы выживем, я оставляю за собой право изменить свое мнение.