— Привет, солнышко, — говорю я.
Ирина стоит у дверей, прижав ухо к щели. Разноцветные пятна пляшут на ее блестящих шрамах. Ее лоб пересекают тревожные морщины. Стряхнув с себя остатки сна, я подхожу к ней.
— Что? — произношу я одними губами.
Она смотрит мне в глаза.
— Снаружи кто-то есть.
Меня это не удивляет. Вопрос был лишь в том, когда он придет.
Ирина наблюдает, как я вооружаюсь. Мясницкий нож, пекарский ухват. Я бездомный ниндзя, подстегнутый гормонами беременности.
— Ты не можешь.
— Могу.
Ее плохое понимание языка не удерживает меня от объяснений.
— Так я могу контролировать ситуацию. Диктовать свои условия. Там, снаружи.
Глупая. Разозленная. Загнанная в угол. Страшно от всего этого уставшая. Все это обо мне. Все это во мне, когда я шагаю в ослепительный свет. Секунду я ничего не вижу, я беспомощна. Постепенно яркость снижается. Мои зрачки делают свою работу, сильно уменьшаясь, в то время как точка на горизонте разрастается.
— Ты должен быть мертв, — говорю я ему.
— Тем не менее я здесь, американка.
— Я убила тебя. Я видела, как ты умер.
— Ты видела, как я держал дыхание, пока ты уматывала, как трусиха. Ты неудачница во всем.
— Ну давай, мерзавец. Ты и я. Прямо здесь.
Я, должно быть, представляю собой замечательное зрелище: круглая, налитая в середине и худая, так что кости выпирают из-под кожи, во всех остальных местах. Даже усиленное питание шоколадом не прибавило жира тощему телу. Мой ребенок забирает все, что я съедаю, но так и должно быть. Матери жертвуют всем, чтобы их дети ни в чем не нуждались. Хотя я и не прочла всех нужных книг, мне это все-таки известно.
Швейцарец такой же изможденный, как и мы. Пугало с самомнением. Не та развязная, расслабленная самоуверенность, как у Ника. Больше похоже на то, что, надев на себя маску и подойдя к зеркалу, он сказал себе: «Да, вот таким я хочу быть». Все в швейцарце ненатурально, и сейчас я это вижу.
Он смотрит на меня с маниакальной зачарованностью.
— Жду не дождусь, когда разрежу тебя от шеи до пупа, американка. Рассеку тебя, как дыню.
— Так, как ты это сделал с Лизой?
Мы ходим один вокруг другого. Нескончаемое движение.
— Нет. Тебе я сохраню жизнь. По крайней мере до тех пор, пока существо у тебя внутри не начнет дышать самостоятельно. Затем я разрежу его тоже, кусок за куском.
— Есть кое-что такое, чего мужчины в женщинах никогда не поймут до конца.
— Что же это?
— Самое опасное место в мире находится между нами и тем, что мы любим.
— Это туфельки, украшения и развлечения?
— Это люди.
Мои слова бьют шрапнелью прямо ему в лицо.
— Вещи не имеют значения. Только люди.