— Не забудь пройти медосмотр, слышала?
— Не пойду.
— Хорошо, но тогда…
Он изображает, как кому-то скручивают шею, и эта шея, по всей видимости, моя.
— Хочешь, я пойду с тобой?
Хорхе ведет себя так, будто он мой начальник, а я — будто он равный мне сотрудник, которого едва терпишь. Один из нас прав, и я совершенно уверена, что это я.
Тележка с принадлежностями для уборки упирается колесами в дверной порожек, и я, с силой толкнув, отправляю ее вперед.
— Думаю, сама справлюсь.
Отсюда я прямиком иду в женскую раздевалку, снимаю с себя рабочую одежду и бросаю ее в люк, ведущий, насколько мне известно, в прачечную. Свежевыстиранный комплект будет ждать меня к началу следующей смены. Повесив сумку на плечо, я иду к лифту, чтобы подняться на десятый этаж, где располагаются врачебные кабинеты.
Медосмотр нужно проходить два раза в год. Таков порядок в этой компании. Не пройдешь осмотр — не будет работы, а значит, и зарплаты, так что прощай, учеба в университете.
Доктор Скотт уже ждет. Стандартная последовательность мероприятий, которые я проходила уже трижды: измерение кровяного давления, веса, ЭКГ. Затем, взяв у меня кровь, он уносит пузырек и возвращается с новой иглой. И это не в первый раз.
— Все как всегда, — говорит он, — таков порядок.
Он закатывает мне рукав выше локтя, затем протирает спиртом небольшой участок кожи. Игла входит в мою руку как в масло.
— Не шевелитесь, — произносит дежурную фразу доктор Скотт, хотя я и так неподвижна, как статуя.
Боль словно паук, распространяющий свои невозможно длинные лапки в моем теле.
— Что за черт?
Я употребляю всю свою силу воли, чтобы не отдернуть руку.
— Что это такое? Жидкий огонь?
— Прививка от гриппа. Не шевелитесь. Уже почти все.
Он вытаскивает иглу.
— Готово. Вы знаете, что делать дальше.
Да, знаю. Ничего не делать в течение получаса, наблюдая, нет ли реакции. Пламя еще долго горит в моей руке после того, как доктор выбрасывает иглу в специальный контейнер.
— Правда, что это было?
— Прививка от гриппа, — повторяет он, будто упражняется в произношении этих слов. — Все обязаны ее сделать. Теперь можете идти.
Сейчас
Мое дыхание становится серией судорожных рывков. Веревка сжимает мне горло, давит в трахею. Удары сердца в груди заглушают все окружающие звуки.
— Где Лиза? — пытаюсь сказать я.
Веревка дергается, и мой рот открывается от удушья.
— Вопросы задаю я.
Акцент не американский и не британский, но, возможно, это ветер искажает мягкость гласных и четкость согласных.
Мои пальцы ощупывают веревку в поисках зазора, чтобы воспользоваться потерей бдительности того, кто держит веревку, так же, как он воспользовался моей. Я нахожу то, что мне нужно, сзади, обнаружив, что он накинул мне на шею веревку петлей, не потрудившись ее перекрутить, и это значит, что осталось достаточно места, чтобы просунуть под нее два пальца. Ударить головой ему в лицо — вариант неприемлемый, поскольку его рот как раз напротив моего уха.