– А Лариса? Ее тоже… отторгли?
– Нет, с ней и намного проще, и намного сложнее. Она скорее всего по-прежнему жива, и поэтому здесь вы ее никогда не найдете.
– А как же другие люди, которые, как вы говорите, засыпают там, а просыпаются здесь? У них же тоже были в прежней жизни друзья, знакомые…
– Не знаю, – сдался Михаил Яковлевич. – В каждом случае, наверное, локус компенсирует расхождение разными путями. В моем, например, оказалось, что все родственники попросту исчезли, как ваша Лариса. А кое-кому локус выдает на-гора искусственных как-бы-знакомых или подчищает память покойного. И… – Он запнулся и замолчал.
– Договаривайте, – попросил Данька. Перед глазами плясала дата на газете с подоконника.
«Чем сложнее система, тем чаще случаются ошибки». И «наше воображение способно воздействовать на локус» – хотя этого, кажется, доктор не говорил.
– Наше воображение, – сказал Михаил Яковлевич, – способно воздействовать на локус. В первую очередь – на то, как пространство «обходится» с нами. Тот, кто – возможно, подсознательно – ожидал в своем посмертии воздаяния за грехи, «получает» соответствующие муки. Не банальные сковородки, Коцит или смолу – в конце концов, физические страдания – самые примитивные, к ним рано или поздно привыкаешь. Нет, здесь мучения «заточены» под каждого индивидуально. – Он замолчал, а Данька подумал, чем же «угощает» Михаила Яковлевича его персональный ад. Подумал, но спрашивать не решился. – Ваша Лариса, – слова давались доктору нелегко, словно он произносил приговор тяжело больному, – ваша Лариса, я думаю, это и есть ваши индивидуальные мучения. Точнее, не она сама, а то, что вы ее будете искать, но никогда не найдете. Иначе локус не оставил бы вам надежды. И отобрал что-нибудь другое: ноги, руки, возможность рисовать.
– Но почему?!. Почему именно она?!
Михаил Яковлевич не стал отвечать, присел на краешек кровати и повел сутулыми плечами.
– Не огорчайтесь, – попросил он. – В конце концов, она жива – где-то там. А локус в лучшем случае подарил бы вам эрзац, подделку, куклу – да, говорящую, внешне ничем не отличающуюся от вашей любимой, – но куклу.
– Я вам не верю, – прошептал Данька. – Не верю! Вы псих! Вы… вас надо в больницу!..
– Я уже в больнице, – невесело усмехнулся доктор. – Знаю, поверить в то, что я рассказал вам, нелегко. Я давно уже не решался никому… просто, молодой человек, я увидел в вас надежду. Не только для себя. Подумайте: что происходит с теми, кто умирает здесь, куда они попадают? Ведь они по-прежнему не верят в лучшую жизнь по ту сторону смерти. Их воображение не способно породить ничего, даже близко похожего на то, во что они могли бы поверить. Я прошу вас: нарисуйте рай. Не сейчас, не здесь – когда-нибудь потом, но нарисуйте. Так, чтобы каждый, увидев, поверил.