Через два месяца где-то под Смоленском полуторка, в которой находился молодой ученый-лингвист, угодила под удар авиабомбы. Взрывной волной его выбросило из кузова в придорожную канаву. Невероятно, но он не потерял сознание. Так и пролежал в яме почти шесть часов, корчась от боли и задыхаясь от гари дымящегося рядом грузовика, пока его не обнаружили бойцы из проезжавшего по дороге обоза.
У него вытек глаз, были сломаны ребра и повреждено легкое.
На военно-врачебной комиссии, где решался вопрос о списании, он пытался протестовать:
– Я же лишился левого глаза, а не правого! Я могу целиться!
Но вердикт был категоричен: отвоевался, в тыл.
Он приехал в Ташкент холодным февральским днем. Долго ходил по городу, разыскивая адрес, который столько раз выводил карандашом на бумажных треугольниках писем.
Дверь открыл мужчина лет тридцати пяти с изрытым оспой лицом и маленькими беспокойными глазами.
– Чего надо? – грубо спросил он, загородив проем и застегивая ремень на штанах.
– Я… Это дом шесть? – на всякий случай спросил Николай, хотя и так знал, что не ошибся. – Мне нужна…
Он внезапно осекся, потому что увидел из-за плеча мужчины в глубине дома свою жену. Она с беспокойством выглядывала из комнаты, и Николай успел заметить, что на ней ничего нет, кроме наброшенного впопыхах халата.
– Слышь, – миролюбиво процедил мужчина, – ты меня с бабы снял. Так порядочные люди не поступают. Тебе чего надо-то?
– Порядочные люди? – машинально повторил Николай, и в его единственном глазу плеснулось отчаяние. – Я приехал к своей жене и дочери…
Целый час они провели на маленькой обшарпанной кухне вдвоем. Он сидел на табурете, уронив руки между коленями и устремив невидящий взор на валяющийся у его ног вещмешок. Она стояла возле стола и что-то быстро и сбивчиво говорила, время от времени проводя рукой по холодной клеенке, словно смахивая с нее невидимые крошки.
– Понимаешь, – доносилось до него сквозь глухую пелену, – Леонид очень хороший человек… Он любит нас… Он – интендант… Он полностью содержит нас…
Наконец Николай встал и медленно накинул на плечо вещмешок.
Жена замолчала на мгновение, а потом сорвалась на крик:
– Ты не имеешь право меня осуждать! Не имеешь право! Спроси, как мы жили все это время! Ты ведь ничего не знаешь! Не знаешь, как мы чуть не умерли от голода! Не знаешь, сколько мы натерпелись и намыкались! А ты… Ты бросил нас! У тебя была бронь! Но ты ради своего мальчишества, ради самоутверждения отказался от нее и плюнул на все! Ты что хотел доказать? Что ты – герой, а все остальные – ничтожества?