Докладывал Поляничко:
– Теперь по убийству Жиха. Как известно, вторым участником этого преступления является студент Никитин. Его поиском занимается жандармское отделение. Но восстанавливая картину злодеяния, мы натолкнулись на еще одного подозреваемого – финансиста Доршта. Как вы помните, единственная имеющаяся у нас улика – это фортепьянная струна, брошенная в кустах, которая могла быть срезана или откусана клещами с любого инструмента. Но роялей в Ставрополе всего-навсего три: в театре, музыкальном салоне дома Леонидовых по Александровской улице и в фойе гостиницы Европейская. Никто даже не помнит, когда на них меняли струны. А вот пианино насчитали аж двадцать семь штук. Единственный в городе настройщик – Мойша Фаерман сообщил, что недавно его приглашали в дом финансиста Доршта. Там он поставил струну, звучащую как… – Поляничко полез в карман, развернул крохотный кусок бумажки и прочитал: – Нота ля субконтроктавы. Такая же была найдена и на Николаевском проспекте.
– Сомнительно, чтобы Доршт, купив пианино, собственноручно снял у себя струну, с ее помощью задушил Жиха, затем бросил ее на месте убийства и в довершение ко всему вызвал домой известного своей болтливостью музыканта. Любому понятно, что полиция первым делом начнет с допроса старика… Помилуйте, господа, но финансист не настолько глуп, – заключил следователь.
– Дозволю заметить, Глеб Парамонович, – включился в разговор Каширин, – между покойным и Дорштом произошел какой-то раздор и последнее время они грызлись, как чужие псы на охоте, а вот раньше весьма слаженно вели общее ювелирное дело… Я беседовал с его мастерами, и все это подтверждают.
– А что, если преступнику об этом было известно? И он, узнав, что Доршт собирается купить пианино, срезал с него струну, задушил Жиха и, пытаясь сбить нас с толку, бросил ее на Николаевском, в надежде, что полиция примет хозяина инструмента за настоящего убийцу, – здраво рассудил Кошкидько.
– С вашего разрешения, господа, позволю немного пофантазировать, – рассматривая крышку стола, начал полицмейстер. – Давайте на минуту представим, что Доршт и есть убийца, спланировавший все именно так, как только что было сказано. Естественно, в таком случае вряд ли кому придет в голову его подозревать… А если он как раз на это и рассчитывал? А почему нет? Я думаю, что потребность в его допросе имеется. Однако для дела будет лучше, если это произойдет неожиданно, скажем так, часика в четыре утра и непременно у него дома, на глазах перепуганной жены и детей! Глядишь, от волнения и страху сболтнет что-нибудь лишнее. А если окажется, что он ни при чем, – извиниться никогда не поздно. Но все-таки надобно уликой этой перед лицом ему повертеть и кутузкой попугать, – улыбнулся в усы Фен-Раевский. – Тут, господин Каширин, вам и карты в руки. Да только не перестарайтесь. Помню, как в прошлом году вы заезжего костромского купца в холодной камере догола раздели и сторожевыми псами всю ночь травили. А позже следователь выяснил, что жулики опоили бедолагу сонными травами и к ограблению своего кума задержанный негоциант никакого отношения не имел, но после знакомства с вами навсегда сделался заикой. Так что смотрите у меня, не переусердствуйте с Дорштом, а то, чего доброго, нагоните страху и немца удар хватит. С кем же тогда мне пулечку в преферанс расписывать? – хихикнул начальник и шутливо погрозил пальцем.