Кто-то дернул ручку двери, и послышались голоса сотрудников: «Петр Никанорович, вы здесь? Вас хочет видеть один господин». «Да, да я уже иду», – ответил Савелов, отворяя дверь.
Мужчина с усами, в котелке и с элегантной тросточкой приветливо улыбался.
– Итак, чем могу служить? – надев маску добродушия, первым начал Савелов.
– Скажите, пожалуйста, не вы ли дежурили шестого августа?
– Постойте, сударь, да разве я смогу припомнить? Почитай, месяц прошел…
– Помните, в тот день на проспекте было убийство господина Жиха?
– Да, конечно. Страшное преступление – упаси мя господи! – перекрестился аптекарь.
– Как раз до этого господин Жих заходил в вашу аптеку, не правда ли?
– Вполне возможно, а в чем, собственно, дело и почему вы задаете мне эти вопросы?
– Потому что я представляю интересы семьи покойного господина Жиха. Я присяжный поверенный, и мне доподлинно известно о том, что вы лжете. Предлагаю вам добровольно отдать то, что находилось в том самом пузырьке. Более того, мне достоверно известно точное количество этих предметов, и в случае попытки обмануть меня я смогу это проверить. Чем скорее вы вернете содержимое, тем вам же будет лучше, и вы останетесь целым и невредимым.
– Вы, очевидно, меня с кем-то путаете, уважаемый господин адвокат. И по какому праву вы разговариваете со мной таким тоном? – Провизор дрожал, но был исполнен достоинства.
– Послушай меня, ты, вша захребетная, мне с тобой возиться некогда! Вспорю кишки, и все – поминай, как звали. Скоро мы снова встретимся, и если к тому времени не передумаешь – ты мертвяк! Так что покумекай на досуге, склянка аптекарская!
Незнакомец спешно покинул торговый зал, а Савелов застыл в оцепенении. Так грубо с ним говорили всего несколько раз в жизни, и все эти случаи он хорошо помнил. «А может, стоит отказаться от этих драгоценностей и снова жить тихо-мирно, пусть скромно, но все-таки спокойно». Но казалось, дьявол вселился в него и перечил, доказывая обратное: «Так и будешь существовать земляным червяком, да? Ни бабы нормальной, ни своего дома, ни детей. Некому будет за твоей могилкой присматривать, и через год она порастет бурьяном и затеряется среди сотен таких же безымянных. Другие всю жизнь о такой удаче мечтают, а ты? А может, эти брильянты вообще не принадлежат этому нахалу? И никакого отношения к семье Жиха он не имеет? Что тогда?»
Остаток дня прошел в раздумьях и сомнениях, а тревога, надоедливая, как зубная боль, все никак не хотела угомониться. Холодные и бездушные кристаллы лежали в кармашке у самого сердца и, казалось, согревали его теплом скорых перемен. И он решил рискнуть. От осознания того, что он не отступил и не испугался, Савелов проникся уважением к самому себе, и, возможно, впервые за много лет в нем пробудилось чувство собственного достоинства.