В этот миг зазвонили колокола всех церквей города, возвещая о том, что уже наступил полдень. Фьямма вспомнила о назначенной на сегодня встрече и вскочила, словно подброшенная пружиной. Отыскала в сумке телефон. Она ненавидела мобильные телефоны. Поэтому свой постоянно отключала. Автоответчик был переполнен.
Какое странное ощущение... Ей казалось, что коло-кола ошибаются — не может быть, чтобы она провела здесь столько времени. Незаметно протекли час за часом — и вот уже полдень. Она слишком много говорила и еще больше слушала.
К ней вернулась боль. Нос казался ей огромным, и в нем что-то пульсировало.
Фьямма не стала подходить к зеркалу, чтобы взглянуть на распухшее лицо, и не переоделась, хотя Эстрелья предлагала чистую блузку взамен ее собственной, испачканной кровью. Она все еще порхала бабочкой среди ангелов, от истории к истории. И провела бы так целый день, слушая и рассказывая...
Она взглянула на свою рубашку и с удивлением заметила, что засохшая кровь образовала на ней странный и очень осмысленный узор. Словно рожденные кистью Фриды Кало, расцвели среди переплетения шипов восемь красных роз. Завораживающе красивая
картина. Фьямма хорошо знала судьбу мексиканки — она изучила ее жизнь по ее картинам. Искусство было самой заветной страстью Фьяммы. Душа ее замирала всякий раз, когда на какой-нибудь выставке взгляд ее встречал полотно, вдохновленное истинным даром. Розы на ее рубашке что-то означали, но она никак не могла уловить что.
Эстрелья вела ее по коридору в ванную. Со стен и сводчатого потолка коридора на нее смотрели ангелы — тонкое письмо, бледные тона (когда-то они, наверное, поражали буйством красок), обводка золотом. Ангелы трубили в трубы или взирали спокойно и невозмутимо, их золотые волосы развевались, а множество бабочек, порхающих среди цветов, создавали пестрый весенний ковер, утративший былую яркость под влиянием прошедших сотен лет и селитры — Гармендия-дель-Вьенто всегда была соленым городом.
Из венецианского зеркала в ванной на нее взглянула двадцатилетняя Фьямма. Опухшее лицо округлилось, одним махом (и одним ударом) она сбросила семнадцать лет. Она понравилась сама себе. Фьямма старательно отмыла засохшую кровь. Снова взглянула в зеркало — что ж, не так страшно, как можно было ожидать. Осмотрела блузку (на этот раз ее отражение в зеркале) и снова увидела восемь роз с шипами. Ее беспокоил этот образ. Пока она разглядывала себя в зеркале, из спальни вернулась Эстрелья с белой льняной рубашкой.
Фьямма все-таки переоделась. Складывая свою блузку, она все пыталась разгадать в пятнах засохшей крови то, что не поддавалось разгадке. Теперь она спе-шила: после обеда ей предстояло множество встреч, отменить которые было нельзя.