Темпл продолжила с полным ртом:
– Обычно после пары недель съемок я хрипну от крика, но теперь послушай-ка меня.
– Изо всех сил стараюсь этого не делать.
Он глотнул воды, чтобы подавить еще один приступ кашля.
– Я считала, что Люси из ума выжила со своим подходом к упражнениям «вполне сойдет», но она на кое-какую идею меня натолкнула. Я работаю над долгосрочной программой тренировок, которая больше приближена к жизни. И… Представь… У нас есть съемки скрытой камерой, где мы учим зрителей читать на этикетках состав продуктов, разыгрывая фальшивые ссоры в проходах между полками в супермаркете.
– Тебе за это точно вручат «Эмми».
– Твой сарказм не впечатляет, Панда. Издевайся сколько хочешь, но мы, наконец, сможем помогать людям так, чтобы результат оставался надолго. – И потом, поскольку ей все еще хотелось, чтобы он считал ее железной леди, сказала: – Позвони Макс. Она оставила три голосовых сообщения, а ты не ответил ни на одно.
– Потому что не хочу с ней говорить, – огрызнулся он.
– Вчера я звонила Люси. Она все еще живет в доме.
Позвонили по другой линии, дав Панде возможность извиниться и переключиться. Увы, на сей раз звонила Кристи.
– Мне некогда разговаривать, – предупредил он.
Она не обратила на его слова никакого внимания.
– Темпл поразительно вела себя на нашем интервью. Совершенно естественно и открыто.
Он не сразу понял, что Кристи говорит о длительном врачебном сеансе, который Кристи с Темпл только что отсняли. Продюсеры запланировали использовать материал, чтобы начать новый сериал, понимая, что исповедь Темпл как лесбиянки станет шумной рекламой.
– Ближе к концу мы пригласим Макс, – сказала Кристи, – вид этой парочки способен растопить самые черствые сердца. Зрители точно полюбят Темпл в новом качестве. А я надену платье.
– Готов биться об заклад, что в обтяжку.
– Нельзя иметь сразу все.
– Хочу только одного, – проворчал Панда. – Я хочу, чтобы вы с этой дьяволицей, твоей подружкой, оставили меня, черт возьми, в покое.
Короткая осуждающая пауза.
– Ты мог бы жить более настоящей жизнью, Панда, если бы сделал, что я советовала, и тогда бы прекратил срывать свой гнев на других.
– Сейчас вешаю трубку и иду искать окно повыше, чтобы выброситься.
Но сколько бы он ни жаловался, в иные дни чувствовалось, что их навязчивые телефонные звонки – единственный якорь, за который он держится. Эти женщины беспокоились о нем. И они единственной тонкой ниточкой связывали его с Люси.
Осень на Чарити–Айленд заявилась рано. Исчезли туристы, посвежел воздух, и в кроне кленов начали появляться первые алые мазки. Когда-то такое трудное писательство обернулось для Люси спасением души, и наконец завершенная рукопись была отправлена отцу.