— Поехали прямо на лодке?
— В смысле?
— Ну, я имею в виду, что не будем подходить к берегу, чтоб по суше осторожно разведать?
— Да, знаешь, Стюарт, мне так кажется, лишнее это. Если это бандиты, то увидели они нас уже сто раз. А раз пока не слышно ни криков, ни предупредительной стрельбы, — я три раза сплюнул через левое плечо, — поехали уж какие есть. Там видно будет. Как говорил один герой одной занимательной книги: «Упремся — разберемся».
Мы поехали на малых оборотах, ежесекундно готовые к неприятностям, держась ориентира. Но намек на присутствие человека на этом и ограничился: вокруг, куда хватало взгляда, расстилалась тишь, да гладь, да божья благодать. А мы-то надеялись, что дальше увидим если и не мегаполис, то аккуратные домики, постриженные газоны, улыбающихся сестер милосердия, готовых бежать к нам на помощь наперевес с каталками, и морского чиновника с билетами на самолет в руках. Чертовы трусы! Повесил какой-то мутант, хвастаясь размерами своей задницы!
Разочарование было велико. Я даже чуть к берегу рулить не стал, но вовремя опомнился, выровнял лодку и добавил оборотов.
— Знаешь, — протянул Стюарт, — если к вечеру мы никуда не приедем, то придется путешествовать пешком — бензин кончится.
— Фатально, — ответил я.
— Хорошо, что еще не качает.
Я только вздохнул в ответ.
Вставка: Морская качка.
Самые настоящие моряки — это рыбаки. Такая вот морская истина. И еще одна: если ты ни разу не блевал и не писал в раковину умывальника — значит и в море ты не был. Хотя эта последняя истина теперь несколько устарела. Дело в том, что раньше на судах в каютах не обязательно должен был присутствовать унитаз. А вот умывальник — непременно.
Когда штормит, или попадаешь в эхо далекой непогоды — океанскую зыбь, то обязательно вспоминается Макаревич с его «в сущности, буря — пустяк». Сюда бы его с гитарой песенку попеть.
Судно трясется, кряхтит и стонет, удары волн воспринимаются всем корпусом. В каюте приходиться исхитряться, чтоб закрепить все свободные предметы, а они имеют обыкновение освобождаться и в своем свободном падении наносят некоторый урон интерьеру, бытовой технике и лежащему в койке хозяину каюты. Как даст по башке неизвестно откуда вылетевшая книга Леонида Соболева, вспыхнет в одуревшем сознании зеленый луч, но силы, чтоб изловить энергичное произведение Мастера, нету. Она вся потрачена на то, чтобы, раскорячившись над унитазом, пытаться испугать последнего грозным полурыком — полустоном. Наконец, подняв руки, как клешни, перехватываешь разбушевавшуюся литературу. Облегчение? Ничуть не бывало. Просто теперь слышно, как раздаются из салона удары конвульсирующего холодильника, сорванного из своих стальных креплений. И, боже мой, надо идти его подымать, привязывать посреди осколков разбитой посуды и пролитого молока. А кроме этого жизненно необходимо контролировать работу главного двигателя и всех остальных механизмов, потому что прекрасно понимаешь: в случае кривляния какого-нибудь агрегата, снежный ком отказов остальных участников механического процесса может привести к самым неприятным последствиям. И одно из них — судно, развернувшееся бортом к волне, даст необратимый крен и все. Капец. Теоретически спастись можно. Но практически — кому как повезет. Моряки — народ очень суеверный, большая часть из них возит с собой иконы. Вот так и получается, что остается уповать только на святого.