Дом у последнего фонаря (Малышева) - страница 33

Олег снова открыл молитвенник на иллюстрации, изображавшей поклонение волхвов, и сделал Александре знак придвинуться поближе.

– Взгляни, ведь это портреты! Дева Мария на десять страниц раньше – это каноническая Мадонна Ренессанса. Дева Мария в цикле покаянных псалмов – канонична. Но эта, в сцене Рождества Христова, отличается от тех двух, как луна от солнца.

На ней пурпурное платье, отороченное широким горностаем, – символ принадлежности к королевской семье. Волосы украшены золотой сеткой с жемчугом и драгоценными камнями. Традиционно Мадонна изображается в синем платье и белом головном покрывале. Кто же эта особа, дерзнувшая заказать свое изображение при таких королевских регалиях? – И, переведя дух, Олег торжествующе закончил: – Кто же она, как не сама леди Джейн Грей, захватчица престола? Может быть, это свадебный молитвенник. Но это может быть и молитвенник для коронации. Пусть для протестантки это формальность, дань пока не умершим традициям, но она могла быть соблюдена. Еще многие десятилетия в рамках англиканской церкви упорно жили католические каноны! Леди Джейн Грей… Злосчастная самозванка, чья гордая голова скатилась на эшафот вместе с головой ее мужа, лорда Гилфорда Дадли, и свекра, графа Уорвика… Именно лорд Дадли изображен здесь в виде Иосифа, а граф Уорвик – волхв, подающий Мадонне золотой венец. Венец Англии, не больше не меньше, венец, который он выманил для своей невестки у умирающего Эдуарда VI! Это молитвенник заговорщиков!

– Но это невероятно ценная реликвия! – воскликнула Александра. Однако восторг, охвативший ее, мгновенно сменился отчаянием, стоило вспомнить, какой страшный урон нанесен книге.

– Теперь ты понимаешь, что натворил этот негодяй! – подвел итог Олег.

– Понимаю… Но поверить не могу.

Ей вспомнились хладнокровные и циничные рассуждения Лыгина об относительной ценности предметов старины. «Для ценителя картина Ватто – это вечный шедевр. Для дилетанта картина Ватто – тоже вечный шедевр. Но для шимпанзе – это просто заманчиво пахнущий кусок старой грязной тряпки». Лыгин говорил, что стоит ему потерять интерес к предмету, как он превращается в шимпанзе, способного все уничтожить, растоптать, испачкать. «Тогда я выслушала эти рассуждения как нечто отвлеченное. Даже прониклась ими отчасти. Но поверить, что он способен скатиться до вандализма, ни за что не смогла бы!»

– Когда он отдал тебе молитвенник?

– Прошлым летом, – очнулась от задумчивости женщина.

– Примерно тогда же я встретил его в последний раз, – с ненавистью проговорил Олег. – И он мне ни словом не намекнул, гад… Только все усмехался, разглагольствовал о своем тайном увлечении.