Впрочем, мотивы, побуждавшие пилигрима к паломничеству, не всегда оказывались религиозного свойства. «Эти мотивы были столь же многосложны, как интересы общественной и частной жизни, так же разнообразны, как исторические отношения и индивидуальные характеры народов». Скандинавы заняли в этом отношении совсем особое положение. С давних времен привлекаемые на Восток мистическими представлениями и образами своей древней религии, все еще жившими в их сердцах наряду с христианской верой, они охотно оправлялись в Константинополь, где бесчисленные реликвии возбуждали их благословение. «К паломничеству за море их побуждало странное сочетание христианских верований с темной языческой традицией. Ибо на далеком Востоке, где восходит солнце, их ожидала блаженная страна Азов с их священным городом Арардом, где люди не знали смерти, где путник находил небесный свет и вечную жизнь. Прежде они отправлялись в Упсалу к храму Азов, в рощу Герты или к какому‑либо великому кудеснику, теперь же обычной целью их паломничества сделалась Святая земля. Туда — в Иерусалим — влекли их все их религиозные представления».
В Западной Европе «все роды и классы принимали в этом участие; император князь и епископ отправлялись в паломничество, как нищие; дитя, юноша, благородная дама, старик пускались в путь босиком, с посохам в руках. Это придавало человеческой жизни тот романтический отпечаток, то мечтательное стремление к неизвестному и чудесному, тот сказочно — поэтический элемент, которые так характерны для Средних веков».
Когда же паломники наконец достигали своих стремлений, они испытывали не один только блаженный восторг — их религиозное чувство глубоко возмущалось: ведь святыми местами владели злейшие враги их религии. И потому, когда во всеуслышание раздался клич об освобождении гроба Господня, он ворвался как яркий луч надежды в скучную жизнь тревог и лишений и открыл всем труждающимся и обремененным ту высшую цель, где всякое заслуженное или незаслуженное страдание, всякая земная скорбь получали разрешение, где всякое преступление находило себе наиболее достойную форму искупления, а вера получала все то святое, все то божественное, к чему она стремилась.
Таково было мечтательное настроение описываемой эпохи, воинственное направление умов. Аскетизм и воинственный пыл сливались воедино. Темное предчувствие грядущих судеб охватило обитателей Европы, и нужен был лишь внешний толчок, чтобы западные страны наводнили Восток своими полчищами, исполненными религиозного и воинственного пыла.
Толчок этот дали сельджукские турки. Все уничтожая на своем пути, их дикие орды ворвались в Европу. Греческое государство, истощившее свои последние силы на борьбу с этим грозными волнами народов, не могло уже устоять против их натиска.