о силе магического искусства, о чудесных дарах прорицания и ясновидения и т. п. Вслед за этим философские мечтатели и основатели новых сект, идя навстречу страстной потребности в чудесном, воскресили славное имя Пифагора, и тогда пустившее глубокие корни преклонение перед святым человеком привлекло к нему пестрые толпы верующих последователей и почитателей.
Имя Пифагора связали даже с легендарной историей Рима (художественное изваяние мыслителя можно было видеть на вершине Капитолия). Римское народное предание провозгласило благочестивого царя Нуму, славившегося своим миролюбием и считавшегося основателем религии и высшим образцом всех добродетелей, учеником знаменитого мудреца, вопреки явному нарушению хронологии, так как Нума царствовал приблизительно между 715–673 гг. до н. э..
К числу этих искусных магов и предсказателей принадлежал также реформатор нравов, пифагореец Аполлоний из малоазийского города Тианы.
Он жил с 3 до 96 г. но Р. X. Романтическое описание его жизни и деятельности относится лишь к III веку.
Юное христианство с величавой простотой и непоколебимой твердостью двигалось вперед, грозя разрушить античный мир. Полный веры в свои силы и близкую уже победу, тон христианских писателей и апологетов производил неотразимое впечатление и принуждал представителей умирающего язычества напрягать свои последние силы, чтобы спасти глубоко опустившуюся государственную религию от верной гибели.
Тогда‑то софист Флавий Филострат, человек глубоко и всесторонне образованный, по поручению императрицы Юлии Домны, прекрасной и высоко просвещенной супруги Септимия Севера, написал свою фантастическую историю о «святом эллинского мира».
Аполлоний является в его описании истинным мудрецом, боговдохновенным учителем и благодетелем несчастного человечества. Человеческие судьбы и сверхчувственные явления открыты его проницательному уму; следуя божественным указаниям, он совершает чудеса, являясь, таким образом, высшим существом — представление, еще более укрепившееся вследствие его облеченной таинственностью кончины.
Блестящее по форме, но совершенно не представляющее никакой ценности с исторической точки зрения, сочинение Филострата не было прямо направлено против христианства. Оно написано скорее с целью прославления пифагорейской философии, в лице ее последнего великого учителя, с целью возвышения выродившейся государственной религии и очищения нравов. Но сравнение Аполлония с Христом было настолько естественно, напрашивалось само собой, что уже в эпоху страшных гонений Диоклитиана (303–311) пифагореец противопоставлялся мудрецу из Назарета как языческий идеал ниспосланного богом Мессии. Трудно с достоверностью решить, насколько близок был исторический Аполлоний к созданному Филостратом романтически — идеальному образу его. Несомненным представляется лишь то, что святой пророк из Тианы, соединивший в себе мудрость брахманов и египтян, греков и римлян, в качестве исцелителя больных и заклинателя духов достиг великой славы, в особенности на Востоке, погруженном в религиозный синкретизм. Аполлоний благодаря своей преисполненной достоинства внешности, своей безупречной жизни, а также благодаря своим обширным познаниям приобрел многочисленных учеников.