Снова послышался смех, поднялось улюлюканье. Американцы заключали пари, они деловито ставили деньги на бегунов. Для них это был тотализатор. Пачка сигарет служила призом для потерявших всякую надежду на заработок людей. Немцы ползли всё быстрее и быстрее, их неудержимо влекла к себе проклятая пачка сигарет, которую можно было выменять на хлеб. Посиневшие руки тонули в мокром снегу, насаженные лица застыли от напряжения. Никогда ещё не приходилось советским офицерам видеть такого унижения человеческого достоинства.
Один из ползущих немцев вырвался вперёд. Он первым достиг тумбы, приподнялся над грязным снегом, быстро протянул руку и схватил обёрнутую в целлофан пачку. Американцы зааплодировали.
— Сволочи! Что с людьми делают… — срывающимся голосом произнёс Ваня.
— Поехали, — тихо сказал Чайка.
Закончив свою работу в Берлине, Макс Дальгов возвратился в Дорнау. После многих лет скитаний он собирался обосноваться здесь прочно. Ему предоставили квартиру в том самом доме, где жил Болер; их двери выходили на одну площадку. Макс познакомился со своим соседом, зимними вечерами они иногда проводили вместе часок-другой. Это были часы отдыха, и Болер всегда радовался, когда высокая, плотная фигура Макса появлялась на пороге.
Сейчас Макс Дальгов был занят по горло. Он возглавлял городскую организацию коммунистической партии. А как раз в это время намечалось слияние с социал-демократами. Некоторым людям, отвыкшим за последние годы от активной политической жизни, приходилось ещё разъяснять, насколько это важно, насколько плодотворнее будет совместная борьба.
Вот почему Макс Дальгов проводил целые дни на предприятиях Дорнау, выступая на рабочих собраниях и митингах. А вечерами, отдыхая и беседуя с Балером, Макс Дальгов как бы оценивал итоги дня.
Порой разговор касался будущего немецкой литературы.
— Я хорошо представляю себе эти книги, — говорил Макс. — Они отразят то, что происходит сейчас в Германии. А это значит — они покажут нам немецкий народ просыпающимся к новой жизни. Вот увидите: у нас скоро появится очень много писателей. В литературу придут рабочие, инженеры, крестьяне. Они опишут свою жизнь в годы величайшего исторического перелома, происходящего на наших глазах. Это будут книги, полные борьбы и страсти.
Болер скептически улыбнулся:
— Неужели вы думаете, что писать книги — это то же самое, что делать автомобили или мясорубки?
— Нет, этого я не думаю. Но я уверен, что мы скоро создадим в Германии такие условия жизни, когда каждый действительно талантливый человек сможет проявить себя в полную меру.