«Рабочие семьи, — думал Михаэлис, — которые ютятся сейчас в полуразрушенных домах среди развалин или скитаются по знакомым и родственникам, не имея пристанища, совершенно необходимо разместить по квартирам. Надо выяснить, почему так получилось, что почти все дома сбежавших нацистов уже заняты неизвестно кем и по какому праву.
Почему, — размышлял бургомистр, — большие семьи должны тесниться в каморках и подвалах, когда есть столько целых домов и квартир, где проживает всего лишь один человек — прислуга или какая-нибудь дальняя родственница прежних владельцев?»
Эта проблема не давала покоя бургомистру, и он пришёл к выводу, что магистрат обязан её разрешить. Ведь речь шла о благополучии множества рабочих семей, в большинстве случаев обременённых детьми. Он был уверен, что если взяться за дело толково и энергично, то можно хотя бы временно расселить всех горожан, потерявших кров.
Прежде чем провести такую большую операцию, как массовое переселение, конечно, следовало посоветоваться с комендантом. Однако на этот раз, прежде чем идти к Чайке, Михаэлис решил заранее всё рассчитать и проверить, чтобы явиться к коменданту с готовыми предложениями. В последнее время бургомистр вообще стал не без удивления замечать за собой, что в разговорах с Чайкой он уже не только просил совета, но и сам вносил предложения и смело говорил о том, что собирается делать. В такие минуты комендант слушал его с особенным интересом, как бы проверяя, на что способен Михаэлис, как он справляется с новыми, непривычными для него обязанностями бургомистра.
Для того чтобы иметь возможность говорить с комендантом, опираясь на факты, Михаэлис решил побывать в нескольких домах, покинутых старыми хозяевами. Он пригласил к себе Бертольда Грингеля как члена магистрата, рассказал ему о своём замысле, и они вдвоём отправились в южную, заречную часть города.
Здешние кварталы не пострадали от бомбёжки, но на улицах почти не видно было прохожих, а сады, окружавшие нарядные виллы с высокими крышами и большими зеркальными окнами, выглядели совсем заброшенными. В этом безлюдном районе прежде жили самые зажиточные люди Дорнау.
Грингель и Михаэлис медленно шли вдоль Аль-бертштрассе, удивляясь необыкновенной тишине и пустынности. Казалось, будто и в самом деле всё вымерло в этих красивых домах.
— Да, здесь можно было бы разместить немало моих бездомных рабочих, — сказал Грингель, остановившись у железной решётчатой изгороди.
За оградой рос густой кустарник, а дом стоял в глубине и казался таким же пустынным, как и вся эта прямая, широкая, отлично асфальтированная улица.