…Берега Сены были спокойны, а брусчатые бульвары почти что пусты, когда Стивенсон отправился на квартиру Беаты в новом здании, которое охранялось частной службой безопасности.
Беата сказала, что ее возможности, конечно же, ограничены, но у нее много друзей. Ей даже хотелось верить, что у нее есть друзья и в Германии. Она пыталась убедить соотечественников поверить в правоту ее действий.
— Мои родители были протестантами, принадлежали к среднему классу. У меня нет расовых предрассудков, я росла в солидном буржуазном квартале Берлина. Меня арестовывали в коммунистической Восточной Европе, поэтому я не питаю иллюзий.
— За что вас арестовывали?
— Я разбрасывала листовки с требованием освобождения политических заключенных.
— Зачем?
Она помолчала и пожала плечами:
— Ну ведь кто-то должен это делать?
— Вы немка, почему же вы живете в Париже?
— Мой муж — местный юрист. У нас маленькие дети, и я не уверена, что хочу, чтобы они выросли в Германии.
— Разве это не предрассудок?
— Возможно, вы правы. Конечно же, можно сражаться за справедливость внутри общества. Но Вилли Брандт понимает мои чувства: он не мог сражаться «внутри» из-за гестапо.
— Вы опасаетесь чего-то подобного?
— Я знаю, что Бормана защищают люди с гестаповским мышлением. Во Франции меня охраняет полиция. И, как видите, бомба меня не убила.
Она подставила лицо легкому ветерку, дующему от раскаленных солнцем камней и асфальта.
— Я не героиня, понимаете? Вы спокойно живете, не суете нос в чужие дела. Занятия с детьми, походы в церковь по воскресеньям и ежедневная готовка. Вдруг вы по чистой случайности оказываетесь в ситуации, которая вам совсем не нравится, но нет никого другого, кто сделал бы все за вас.
Мартин Борман вряд ли смог бы представить себе женщину, идущую против ветра. В его мире женщины существовали для удовольствия. В национал-социалистической системе женщинам отводилось мало места. Гомосексуальное окружение Гитлера относилось к ним с выраженным презрением. Их считали инструментами для получения потомства. Декрет Бормана «об охране будущего немецкой нации» описывал способность к деторождению немецких женщин как самое великое достояние Германии. Борман, которого враги называли свиньей на картофельном поле, подходил к проблеме с позиции заводчика ценных пород животных. В ходе войны от трех до четырех миллионов женщин оставались незамужними в возрасте, наиболее подходящем для деторождения. Таким женщинам позволялось становиться вторыми и третьими женами. Борману вторил Кальтенбруннер: «Все одинокие и замужние женщины моложе 35 лет, у которых еще нет четырех детей, должны произвести на свет четырех детей от чистокровных немцев. Будут они женаты или нет, не имеет значения».