Из разговоров с бывшими головорезами СС и бандитами из гестапо Стивенсон знал, что им потребовалось доказать свою правоту, а не невиновность, так как они либо не чувствовали себя виноватыми, либо просто отказывались пустить в свои души раскаяние. Они хотели получить признание в том обществе, которое считали приличным, и не могли устоять перед желанием оправдать свои действия.
Это цепочка мыслей привела Стивенсона к выводу, что нацистские изгнанники на самом деле никогда не были потеряны из виду «охотниками» союзников. Не выглядит таким уж абсурдным предположение, что британцы позволили Отто Скорцени уйти, чтобы посмотреть, куда он направится и что будет там делать. С Борманом все могло обстоять таким же образом. Стивенсон размышлял об этом во время «дела об эвтаназии» Ганса Гевельмана в 1964 году. Незадолго до этого Стивенсон перевез свою семью в Лондон из Африки, где немецкие предприятия занимали ниши, освобожденные «англо-американским империализмом». Как редактор студии «Independent Television Newsfïlm» он был обречен воспринимать мир «из вторых рук». Работа давала ему ощущение причастности к чужой деятельности и не вызывала чувство дискомфорта, и это казалось ему опасным. Понимание, что наше общество при помощи телевидения становится слишком оторванным от реальности, достигло максимума, когда в студию доставили видеоматериал одного из корреспондентов.
Это была пленка старого друга Стивенсона — Джорджа Клея из Национальной вещательной корпорации, снятая в Конго, когда он умирал от пуль. Просматривая пленку, один из редакторов заметил, что камера тряслась. Этот заурядный эпизод вызвал у Стивенсона приступ ярости, ведь Джордж был мертв. Люди не обладали лишним временем, чтобы читать репортажи, в которых журналисты пытались отразить нечто большее, чем панораму со взрывами. Джордж много страдал, так как он слишком хорошо понимал черных африканцев, и не упрощал материал. Он не мог ни смириться, ни осуждать крайности африканской политической жизни. Он был белым человеком из Южной Африки, и ему оказалось бы намного легче объявить себя либералом и сетовать на то, что происходит в Йоханнесбурге, аплодируя сумасшествию в Уганде. Он мог бы уехать из Африки и положить конец личным мучениям, но он остался, потому что верил в то, что делал. Он слепо надеялся на некую центристскую интеллигенцию, которая могла бы внести смысл в отчаяние и тупость, царившие вокруг. Как и Стивенсон, он думал, что где-то вверху сидят мудрые люди, которые читают отчеты с мест и принимают соответствующие меры. Теперь Стивенсон оказался одним из этих людей наверху. Джордж сделал свое дело, а редактор обессмыслил всю его работу одним циничным замечанием…