А через год подвернулась Прокопу работенка, от штормового байкальского норова независящая, посуху, да и поденежнее: в подряде на обустройстве железной дороги. Стал Прокоп Демин железнодорожным пролетарием. Детей у него в сожительстве так и не появилось, куковали на пару со Степанидой.
И можно в повествовании их вполне оставить. Ничем лихолетье начала двадцатого века их не зацепило: Прокоп, хотя и состоял в будущем передовом отряде революционного рабочего люда, но - по жизни - тягал на горбу смоленые шпалы да бухал кувалдой по железным костылям, вгоняя их в эти самые шпалы. А политика - она по рельсам мимо Прокопа каталась: туда-сюда, туда-сюда.
Ежели бы Прокоп Демин не покинул той весной Тунку, то вскорости бы узнал, что не сгинул младший брательник, а живет-поживает кум- королю в огромадном городе Иркутском!
УПРАВЛЯЮЩИЙ Бертеньев доставил присмиревшего от стремительных перемен Демида под ясные очи Василия Ивановича Кузнецова. И даже не присмирел Демидка - напрочь оробел. Как не оробеть, кады давалась Демидке еда барская в трактирах по дороге, а по приезде в Иркуцкий град, совершенно его ошеломивший, барин Калистрат Федотыч, как величали Бертеньева, в бане его приказали отмыть, космы остричь и бороденку выправить, а еще и одежу с исподним заменили на чистое и справное. Потом накормили мясным бухлером со здоровенным кусманом мяса, чаем с калачами напоили.
И повез его через городскую толчею Калистрат Федотыч к обещанному большому иркуцкому барину. А у того хоромы - чистый дворец царский! Про канбинет и воопче разговору нет.
Барин вышел к ним - вельможа ого-го! Здоровенный, в одеже такого сукна, о существовании коего Демид и не подозревал. Крученая золотая цепь по пузу к часовой луковице в кармашке змеится, мясистые бритые щеки крахмальным воротом белее снега подперты, глаза пронизывающие за стеколками золотого пенсне. Это Демидка потом узнал, про пенсне, - поначалу аж в удивленье впал: как стеколки на глазах держаться, никакими тесемками за ухи не привязанные?
- Так ты и есть Демин? - прогудел Кузнецов.
От Бертеньева уже знал: на самом деле прячет за пазухой этот мужичок, отмытый и слегка приодетый управляющим, некий чертежик, доставшийся от родителя.
- Ну, чего молчишь? - Кузнецов догадался, отчего на мужичка столбняк напал. Оглушило убранство кузнецовских апартаментов.
- Дык, знамо дело, из Деминских, - промямлил, наконец, Демид.
- Ну, садись, перекинемся словцом-другим, - пригласил Кузнецов.
Демид испуганно воззрился на роскошные кресла, разделенные
длинным, сверкающим почище зеркала столом, на котором стоял изумительной красоты хрустальный графин с водой, такие же искусно ограненные в ледяной узор стаканы и подстать им здоровая хрустальная миска. В эту миску барин Калистрат Федотыч бросил спичку, запалив невиданную толстую коричневую цигарку, которую он без спроса большого барина взял в деревянной резной шкатулке, что подле миски на столешнице красовалась. А потом туда же, в эту дюже шикарную хрустальную миску, и пепел стряхивать начал! Ишь, каково тут у них. Тако богатство на золоте! А они с Прокопом, горько заключил свои размышления Демид, батину заначку через горло прогуляли.