- Мадерцы налить? Не желаешь. Вона, грушку погрызи.
- Чево звал-то? - грубый голос у Матрены, зычность в нем прячется. На площади рявкнет - городовые от зависти передохнут. Мужиков подле нее вьется туча, да не по мужскому интересу, а из-за него, Гришки: копеечку высосать, креслице богатенькое заполучить.
- Што-то мне, Мотька, тягостно. Муторно.
Матрена скосила глаза на разворошенную постель, поджала губы.
- Ты это. - Распутин сделал вид, что гримасы не заметил. -Смотри за Варькой. Вместе с мамкой держитесь, троицей. Ежели со мной што, то отсель уезжайте немедля. Царицка ноне ослабела, меня не будет - вас не спасет.
- Эвон завел панихиду!..
- Слушай меня, Мотька! - рыкнул Распутин и снова перешел почти на шепот. - Ежели што. Где золотишко и ассигнаций толика в квартирке запрятана, небось, знаешь. А нет, так мамка знает. Еще у Симановича мой запасец имеется: камушки и цацки золотые. Симанович тебе известен.
- Как не знать! - Матрена игриво повела плечами. - Ванька Мануйлов давече мне в знак примиренья брульянт у него за пятьдесят тыщ прикупил!
- Это хорошо, - раздумчиво произнес Григорий, словно прислушиваясь к чему-то. Загодя он передал саквояжик с драгоценностями банкиру Аарону Симановичу на сохранение, но прекрасно знал, что ожидать от пронырливого финансиста и ювелира можно всего. - Ты, главное, мамку и Варьку в вожжах держи, не выпускай. Мамка у нас блаженная, а Варька еще дура. Не выпускай вожжей!.. И в Питере, ежели припекать начнет, не оставайтесь, подальше от смрада энтого дуйте.
- В Покровку что ль? - недовольно посмотрела на отца Матрена.
- В Покровское?.. Эх-ма, родная землица. Нет, Мотька, чую, там вам тоже спокою не будет.
- Да че ты завел похоронну песню!
- Ету и без меня еще ловчее заведут. А только нутром чую - деньки пересчитаны. А могет и не деньки. Ты, вот што. Нащет деньжат поняла? А еще. возьми-ка бумажки вот, - Распутин схватил со столика оставленные последней гостьей листки, протянул дочери. - Меж делом разберешь.
- А чево ето?
- Голубица одна оставила, - ухмыльнулся Григорий. - За муженька приходила похлопотать. Ейный департаментом горным командует, а хочется пузанчику дворянскому повыше забраться. Вот мадамы и бегают до меня. Ох, и устал я, Мотя. Стольким содействие в ногах и Папы с Мамой вывалял, а меня самого. только в дерьме и валяют!.. Кудыть придем?
Распутин опустил голову. Матрена уж было потянулась за роскошной грушей из тарелки на столике, но остереглась и снова замерла на стуле. А Григорий опять поднял на дочь страшные глаза: