Когда в конце ужина к столу была подана традиционная третья смена блюд — сыр и фрукты, маркиз предложил Мэри после еды перейти пить кофе в его каюту.
— Я мог бы показать вам интересные гравюры семнадцатого века, которые оживили унылые деревянные панели в моей скромной морской обители… Думаю, мисс Мэлдон, вы не сочли бы учтивым отказаться от подобной экскурсии. Но давайте не будем лицемерить и прикрывать разговорами об искусстве наши истинные желания. Я говорю прямо — вы можете остаться в моей каюте на ночь, если вам будет угодно разделить со мной постель.
Ну вот, все-таки то, чего Мэри с таким страхом и отчаянием ожидала, наконец случилось — маркиз заговорил о постели. Причем так небрежно, словно делить с ним постель входило в число ее прочих служебных обязанностей.
Ей не стоило расслабляться и позволять убаюкать себя роскошью и комфортом. Все равно то, чего она смутно боялась, рано или поздно должно было ее настигнуть… Людям ничего не дается даром — за все надо платить, даже за тарталетку, съеденную на пароме, и уж тем более — за кусочек ростбифа…
Но Мэри даже в голову не могло прийти, что маркиз будет столь откровенен и холоден в подобный момент. Наверное, он все рассчитал и специально дождался момента, когда яхта выйдет в море и деваться девушке будет некуда.
Она почувствовала, как ее сердце обрывается и падает куда-то в холодную бездну. Глупо рассчитывать на благородство этого человека — у Мэри не было никаких оснований для подобных иллюзий. Но она все же надеялась, что он будет хотя бы по-деловому корректным в отношениях с подчиненной независимой женщиной.
Неужели она так наивно ошиблась в своей последней надежде, и маркиз — настоящее чудовище?
Взяв в руку десертный нож, который мог бы служить оружием разве что в единоборстве с яблоком или грушей, Мэри дрожащим голосом произнесла:
— Если вы посмеете прикоснуться ко мне хотя бы пальцем, я… я… буду сопротивляться! Я убью вас… или себя. Я выброшусь за борт!
— И вернетесь в Лондон вплавь? — усмехнулся маркиз. — Блестящая перспектива! Хотя я не уверен, что вы доплывете. Бог с вами, мисс Мэри, зачем нам эти гишпанские страсти? Речь шла не о насилии, а о свободном проявлении собственных желаний. Я не буду форсировать события, полагаю, жизнь еще расставит все по местам и вы захотите скрепить наш деловой союз нежными чувствами. Но если вам угодно мне отказать, что ж, это ваше право. Домогаться женщины, которая настроена вечно беречь свою девственность, — дело неблагодарное и унылое. Стюард, не надо сервировать кофе в моей каюте, принесите его сюда.