— Да нет никакой Светланы Петровны, она же с утра в администрацию уехала. Вряд ли появится. А курить охота.
— А если дети?
— Ой, ну не ворчи ты. Давай одну на двоих передернем.
Закурив, они некоторое время помолчали. В этом молчании чувствовалась тревога — так было всегда, когда на душе у одной из них было тяжело. Потому что Настя и Наташа были не только коллегами. Они были настоящими, близкими подругами. Им часто приходилось курить одну сигарету на двоих.
— Ну, так что у нас сегодня? — прищурившись от сигаретного дыма, спросила Наташа.
— Четверг.
— Не делай из меня идиотку. Я спрашиваю, что случилось?
— Тогда так и спрашивай — что случилось? Ничего не случилось. Просто…
Настя молчала. Так было всегда — вечно Наташе приходилось из нее чуть ли не клещами вытаскивать все то, что ее мучает. Наташа делала это не из любопытства — просто знала, что подруге необходимо выговориться, как знала и то, что ей всегда тяжело начать говорить о чем-то сложном, серьезном и неразрешимом.
— Просто тебе в троллейбусе наступили на ногу? — с большим сомнением в голосе предположила Наташа. — Или, может быть, тебе голубь на плечо нагадил и не извинился?
— Да ладно тебе, Наташка. — Настя опустила глаза и медленно затушила о край пепельницы тлеющий окурок, а потом принялась водить этим окурком по гладкой черной поверхности, разгребая дорожки среди серого пепла и вычерчивая хитрые узоры на донышке пепельницы.
— Но я же вижу, что что-то не так. Ты с самого утра — как в воду опущенная. Как приговоренный к смертной казни в день накануне повешения. Да брось ты этот бычок!
Наташа резко поднялась, забрала пепельницу из рук Насти, вытряхнула все содержимое на газетный обрывок, свернула, смяла и сунула в ведро.
— Не забыть потом вынести, чтоб запаха не было. Настя!
Настя подняла глаза, стараясь не моргать, чтобы не стряхнуть слезинок, грозивших стать первыми каплями настоящего потока слез. И все-таки не сдержалась.
Наташа тут же подлетела, прижала ее к себе, принялась молча гладить по волосам, изредка касаясь губами.
— Ну перестань, слышишь. Что-то с тобой случилось, я знаю. Причем не сегодня и не вчера, Настька. А гораздо раньше. Что-то, о чем ты не хочешь говорить. Не хочешь или не можешь — не знаю. И я понятия не имею, что это. Успокойся, прошу тебя. Не надо плакать. Лучше расскажи.
Наташа осторожно сжала ладонями ее лицо и подняла его, заглянула в глаза. У Насти были серо-зеленые глаза в мелкую крапинку. Наташа вздохнула — в этот момент она поняла, что и в этот раз подруга ничего ей не скажет.
— Не могу, Наташа. Я не могу тебе этого сказать. И никому не могу. Прости, но это правда.