— Так и быть, — неохотно согласилась жена, и когда его язык оказался у нее во рту, когда она чуть расслабилась, он, поняв, что немного заинтересовал ее и привлек внимание, сбросил подушки на пол и лег около нее.
— Ты прекрасна. И ты моя, Мегги. Никогда не забывай этого. Ты моя, и ничья больше.
Она ответила прямым, незамутненным взглядом.
— Конечно, твоя, Томас. А ты мой. Молю Бога, чтобы и ты об этом помнил.
От этих слов ему стало сначала жарко, а потом вдруг очень холодно. Пусть Мегги не любит его, но никогда не изменит. Он очень хотел заручиться ее верностью, но и любовь ему была тоже необходима. Иначе говоря, он хотел всего. Проклятие.
Когда ее рубашка полетела вслед за подушками, Томас лег на Мегги и стал целовать, продвигаясь все ниже, понимая, что держать себя в руках становится все труднее. Но он не мог допустить повторения их брачной ночи.
Сердце его молотом бухало о ребра, кровь пульсировала в жилах, горячая и загустевшая, и тело ныло от желания поскорее вонзиться в нее. Но он целовал ее белый живот, чувствуя, как напрягаются мышцы, понимая, что она постепенно возбуждается, оставаясь при этом донельзя невежественной и крайне наивной. Ничего, зато ей наверняка хорошо, а будет еще лучше. Он заставит ее полюбить себя, заставит хотеть больше всех мужчин на свете, больше проклятого Джереми, заставит отдать свою душу, шептать его имя во сне.
Томас улыбался, когда, устроившись между ее ногами, желая, желая, желая… приподнял бедра Мегги и припал губами к жаркой расселине.
Мегги потеряла рассудок. Он в самом деле касается ее… там… ртом… губами… языком…
Она попыталась вскочить, до того смущенная, что, когда хотела заорать на него, из горла вырвались невнятные звуки. Она попробовала вырваться, упираясь в его плечи, дергая за волосы, но он только приподнял голову, посмотрел ей прямо в глаза и пробормотал, обдавая ее плоть раскаленным дыханием:
— Ляг, Мегги. Закрой глаза и наслаждайся тем, что я делаю с тобой. Пойми, это обычная вещь, вроде языка во рту. Успокойся. Я твой муж, и это доставляет мне огромное удовольствие. Не лишай меня этого удовольствия, Мегги.
— О нет… о небо, но, Томас…
— Тихо! — прикрикнул он и подул на нее.
Мегги дернулась и вскрикнула. Томас погрузил в нее палец, и она снова вскрикнула, только на этот раз он твердо знал, что жена пристрелит его, если он остановится. Ну вот, он своего добился. И продолжал терзать ее ласками, пока…
— Ну же, Мегги, не сжимайся. Дай себе волю. Давай же, иди ко мне…
Мегги не понимала, что с ней происходит, только сознавала, что просто разлетится в пыль, если кто-то или что-то попробует помешать этому непонятному. Тому, что с ней происходит. Она извивалась, лихорадочно бормотала что-то, обезумев от нарастающих ощущений, и, наконец, выгнулась, вцепилась в его волосы и оглушительно закричала.