— Закрой рот, мне это надоело!
— А мне еще больше!
— Замолчи, я сказал. И не поворачивайся спиной, когда я говорю с тобой!
Она резко развернулась:
— Ах, ты хочешь, чтобы я смотрела на тебя? Тогда мне действительно можно помолчать, на моем лице ты и так прочтешь все, что нужно.
Лицо Эрнеста пошло красными пятнами, а по вискам покатились крупные капли пота. Когда-то давно, когда Алисия впервые увидела, как злость искажает лицо этого человека, ей стало жаль его, и она даже начала укорять себя за то, что могла быть причиной этой злости. Но теперь жалость давно прошла. Она вышла замуж за этого человека, чтобы спасти отца и сохранить дом. Отец прожил недолго, а дом, как оказалось, не стоил тех душевных мук, что ей пришлось вынести. Единственной радостью за все годы семейной жизни были дети. Но сейчас их не было рядом.
Алисия очень скучала, особенно по Эндрю. Она даже не знала, жив он или нет, воюет или находится в немецком плену. Ричард был ранен и лежал сейчас в госпитале в Дувре, а Дженис поехала к нему. Дженис, наверное, было легче — она хотя бы знала, что Ричард жив, а вот Эндрю...
Справившись с нахлынувшими вдруг слезами, Алисия снова повернулась к мужу и сказала громким, слегка дрожащим голосом:
— Ты устроил сцену из-за того, что в доме могут появиться чужие дети. А ты не подумал о том, где твой собственный сын и что с ним могло случиться?
— С чего ты решила, что я не думаю о своем сыне? Ты всегда знаешь, что люди думают, да? А ты сама подумала, что будет, когда он вернется? И если завтра привезут Ричарда? Ему нужен покой и уход, а не какие-то дети, которые орут и носятся по всему дому. Или ты не помнишь тех троих, что были здесь в прошлом году? Мне лично их хватило вот как! — Эрнест поднял ладонь над головой.
— Это не такие уж дети, — сказала Алисия, — им уже по четырнадцать лет. Два мальчика и две девочки. Они могли бы и по хозяйству помогать. Ты думаешь, легко держать дом в порядке? А у меня, кроме повара, осталась только Флори Райс, да Нэнси Бассет приходит, когда трезвая.
«Странно, — подумал Эрнест, слушая жену. — Иногда она рассуждает, как хозяйка на кухне». Но это еще можно понять. А вот ее высокомерие и спокойствие доводили его до белого каления. Он никак не мог понять, почему он должен жить с этой женщиной, которая высмеивала любую его мысль, издевалась над каждым словом и ненавидела каждую клетку его существа. Конечно, он не идеал, но меняться он не собирается, поздно уже, да и зачем? Он сам проложил себе путь в общество тугих крахмальных воротничков. Он мечтал об этом, а что в результате? Все оказалось совсем не так, как он думал. Но пути назад уже не было. Оторвавшись от своих корней, он так и не смог пустить их в новом месте — эта земля лишь терпела его присутствие на ней.