— Значит, с утра дома почивала?
Наградой стал взгляд: «Моя б воля — упекла бы я тебя, милок, в дом умалишенных, там тебе самое место». Кухарка показала спину, не желая тратить слов на человека, загубившего судьбу ее любимого дитятки — Сонечки.
Можно считать, разминка прошла как нельзя более успешно. Родион Георгиевич отдал себе приказ встать и пойти на эшафот.
Как нарочно, его встретила картина в стиле Левитана, а может, Куинджи, пес их, пачкунов, знает: под ветвями яблони, озаренными розовым солнцем, стройная фигурка нежно обвила ствол. У супруги-то возвышенное настроение, плохо дело.
Верный супруг и рта не успел открыть, как Софья Петровна оттолкнула дерево и налетела на него:
— Родион, нам надо серьезно поговорить.
Тон трагический, приветствий и поцелуев нет.
— Скажи, мне, что хорошего в нашей жизни? — заявила обожаемая супруга.
«Вопрос, конечно, риторический, но…»
— Так я скажу тебе: ничего!
— Сонечка…
— Ты пропадаешь на службе, а когда приходишь, не можешь и слова выговорить. Ты забыл, когда в последний раз занимался воспитанием дочек, и не изволишь заказать новый мебельный гарнитур, я уже не говорю, что ты постоянно издеваешься надо мной. Вот что такое наша жизнь! К чему эти мучения? Не лучше ли каждому идти по жизни свои путем? Ты слишком сильно изменился. Ты стал холодным и чужим, постоянно занят непонятными мыслями. Представляю, какие ужасные вещи ты совершаешь на службе, поддерживая прогнивший режим, а потом приходишь и ласкаешь грязными руками наших девочек! Не хочу жить с человеком, у которого руки по локоть в крови несчастного народа! Я задыхаюсь рядом с тобой, пойми это! Хочу прожить остаток своей жизни в счастье, а не с человеком, для которого служба важнее всего!
Тирада окончилась всхлипами.
— Я осведомлен, что у тебя есть любовник, — проговорил Родион Георгиевич с исключительным спокойствием и даже улыбнулся. — Хочефь развода? Изволь. Когда отправляемся в суд?
Надо сказать, что в августе дела о разводах передали от непреклонной духовной консистории в либеральный окружной суд, отчего разведенных пар увеличилось втрое. Ну, не может быть, чтобы Софья Петровна только этого и ждала! Видимо, в ее жизни действительно происходит нечто.
— Жестокий человек! Иезуит! — воскликнула она с заметной растерянностью.
— Не иезуит, а инквизитор, дорогая… — любезно поправил супруг. Но довод логики раздул пожар.
— Я всегда знала, что ты не любишь меня! — закричала госпожа Ванзарова. — Бедные девочки! Ну, ничего, они вырастут, и ты еще пожалеешь! Откуда ты знаешь…
— Полиции известно все.