— Понимаешь, они слишком близко подвезли ко рву...— и тут он осекся, заметив приближающихся к нему сеньора и капитана Сент-Люка.
Увидев, как Проклятый покраснел от смущения, маленький барабанщик на всякий случай поспешил убраться подальше.
— Вы слишком молоды, чтобы быть участником осады Иллири,— добродушно заметил капитан.
Эта шутка заставила юношу покраснеть еще больше:
— Мне о ней много рассказывали.
Его голос снова стал голосом заключенного — глухим и низким. Он торопливо встал и исчез в глубине конюшни в сопровождении охранников. Капитан задумчиво посмотрел ему вслед:
— Чего-то я не понимаю во всей этой истории! Сколько лет он должен нести свое наказание?
— До самой смерти,— Эммануэль помолчал секунду, затем спросил: — Как, по-вашему, он — сумасшедший?
— Сомневаюсь. Он проводит много времени с солдатами и ведет себя более чем нормально, насколько это, конечно, возможно в его положении. Вы не думали отменить приказ о постоянном надзоре за ним? Парень кажется абсолютно безобидным.
— Если это и так, то только с недавних пор,— невесело пошутил сеньор.— Я не пожелал бы вам, капитан, оказаться с ним запертым на всю ночь в каком-нибудь южном замке.— И добавил, уже серьезно: — Он либо сумасшедший, либо чудовище. Одно из двух. Во всяком случае, у меня пока нет никакого желания выпускать его хоть на минуту из поля зрения.
* * *
Обычно двухчасовая аудиенция, во время которой узник неподвижно стоял, опершись о стену, со связанными за спиной руками, казалось, не причиняла ему больших страданий. Но сегодня это вынужденное бездействие было явно для него невыносимо. Временами он нетерпеливо вздрагивал, словно загнанный в клетку зверь, жаждущий вырваться. Можно было подумать, что юноша слишком увлекся фантазиями о битве под Иллири, воображая себя безумным всадником, в пылу битвы скачущим навстречу врагу. Не прошло и получаса уже ставшего привычным ритуала, как он начал выказывать первые признаки нетерпения. Казалось, преступник потерял всякое представление о том, где находится. Сначала он покачивал головой, словно откидывая со лба мешающие ему волосы. Потом принялся тихо насвистывать, глядя вдаль невидящим взором и отстукивая ритм ногой.
Эммануэль оторвался от письма и удивленно уставился на Проклятого. Чуть ли не в первый раз за все время он позволил себе так пристально смотреть на юношу. Свист становился все громче, пока, наконец, не превратился в мелодию военной песни. Допев до конца, заключенный так горестно вздохнул, что де Лувар не удержался:
— Впереди еще полтора часа.
Внезапно вернувшись с небес на землю,